опознал. Брат Бонапарт – это, судя по всему, Тухачевский. А вот кто такой брат Юлиус? И судя по всему этот братэлло Юлиус владеет методикой психопрограммирования. Опасный враг. Кто он и откуда? Что-то вертится в памяти и никак не может зацепиться.

Минервал… минервал… Да минервал же, ёрш твою медь!!! Точно! Ещё в том мире Марина как-то читала статью в интернете о тайных обществах и смеялась над смешным названием ступени в одном из них. И общество это иллюминаты!!! Их вроде как нет, но они тем не менее есть. Это получается, что все беды, выпавшие на Россию как минимум с середины XVIII века и до момента моего переноса сюда, их рук дело?

Ну всё, братва, теперь я не успокоюсь, пока всех вас не прикопаю поглубже. Счётец у меня к вам просто огромный. И за миллионы павших на войне, и за преданный и уничтоженный СССР, и за разруху и голод девяностых, и за проданные двухтысячные. Ответите по полной программе. Теперь я сделаю всё, чтобы моя страна, а это однозначно СССР, стала сверхдержавой, слово которой является решающим и единственно верным.

Раздался чуть слышный хлопок, и самолёт резко накренился на один борт. Сразу же последовал ещё один хлопок, и шум двигателей стал заметно тише. Посмотрев в окно, увидел, как из-под капота двигателя на крыле выбивается пламя, а винт, видимый во всполохах огня, застыл неподвижно. Успели-таки, суки! Ну не верю я в случайную аварию.

Мои попутчики беспокойно закрутили головами. Я в Силе посмотрел в сторону кабины пилотов. Все живы, но видно, что в состоянии, близком к панике. Ещё бы тут не паниковать. Самолёт заметно теряет высоту. Двигатель с противоположного от меня борта тоже полыхает. Слышно лишь, как работает на повышенных оборотах передний мотор.

Встал со своего места и, держась за спинки кресел, пошёл в кабину пилотов. Самое удивительное, что Киров абсолютно спокоен. Видимо, выжив в одном покушении, он для себя решил, что от судьбы всё равно не уйдёшь, и поэтому спокойно откинулся на спинку сиденья и чуть прикрыл глаза. На губах застыла едва заметная улыбка. Наверное, вот так и должен уходить из жизни настоящий мужик. Спокойно, с улыбкой на лице. А вот от сотрудников НКВД заметно тянуло паникой.

Ничего, ребята, мы ещё живы и ещё побарахтаемся.

– Доклад! – рявкнул, войдя в пилотскую кабину.

– Правый и левый двигатели встали и горят. Передний тянет, но обороты тоже падают, – раздалось с левого сиденья. Оба пилота сидели, вцепившись в штурвалы, и изо всех сил тянули их на себя. – Теряем высоту.

– Куда думаете садиться?

– А хрен его знает, – с какой-то весёлой обречённостью ответил пилот, сидевший справа. – Ни хрена не видно, но мимо земли точно не промахнёмся.

– Ну и на том, как говорится, спасибо, – сохраняя спокойствие, ответил я, хотя и потряхивало меня изрядно.

– Ну-ка, пернатый, дай порулить! – Я хлопнул ладонью по плечу правого пилота.

– Да запросто, – с какой-то бесшабашностью ответил тот и встал со своего места.

Ну, насчёт бесшабашности это я постарался. Пришлось Силой унять у лётчиков панику, а заодно сделать мои команды приоритетными. Нет, я никогда не пилотировал самолёты. Хотел, но как-то не довелось. Зато я прекрасно видел в кромешной темноте при помощи Силы.

– Так, пернатый, раздобудь где хочешь какие-нибудь верёвки и привяжи всех пассажиров в салоне. В первую очередь Кирова, остальных – как получится. Будет отказываться и сопротивляться, разрешаю применить силу. Всё, вперёд, исполнять! – Пилота буквально как корова языком слизнула из кабины.

– И что будем делать? – спросил, как я понял, командир экипажа, или КВС[11], как их называют.

– Садиться будем.

– Так не видно же ни хрена.

– А это кому как, – хмыкнул я, положив руки на штурвал. – Высота?

– Две тысячи триста, и она быстро падает.

– Слушать меня и выполнять команды беспрекословно.

– Есть слушать и выполнять команды.

– Влево десять градусов.

– Есть влево десять.

– Высота?

– Тысяча восемьсот. Падает.

– Прямо впереди километрах в пяти ровное поле. Дотянем?

– С трудом, но должны.

– Давай, пернатый, держи машину. Ты даже не представляешь, что сейчас от тебя зависит.

Пилот, не поворачиваясь, лишь кивнул головой. Его лоб и виски покрывали крупные капли пота, которые скатывались ему за воротник форменного кителя.

– Помоги тянуть штурвал, – хрипло просипел он.

Я покрепче вцепился в ручки штурвала и потянул на себя. Было такое чувство, что под руками у меня живое существо, которое из последних сил тянется к спасительному берегу.

– Давай, родной, ещё немного, – прошептал я тихо себе под нос, но лётчик это услышал и одобрительно кивнул.

Земля стремительно приближалась. Передний двигатель уже не гудел с напряжением, а подвывал с каким-то зубодробительным скрежетом.

– Твою мааать!!! Тяниииии!

Мы уже почти коснулись лыжами заснеженного поля, когда прямо перед нами я увидел лошадь, запряжённую в сани. Вот какого чёрта она здесь делает ночью?

– Аааааа! – заорал пилот, потянув штурвал на себя.

Самолёт задрал нос и, окончательно потеряв скорость, ударился хвостом о землю. Сзади раздались жуткий хруст и скрежет. Нос самолёта стремительно пошёл вниз. Удар, и сознание решило временно покинуть это тело, возомнившее себя бессмертным.

В себя я пришёл от холода. Своё пальто я оставил в салоне, а во френче было несколько, мягко говоря, прохладно, особенно при отсутствующем напрочь остеклении кабины пилотов. Самолёт лежал ровно, что несколько удивляло, особенно припомнив, какую вертикальную свечку мы заложили, спасаясь от удара о сани и лошадь. Кстати, если есть сани, то должен быть тот, кто на них приехал, но вокруг тишина, лишь слышно потрескивание остывающего переднего двигателя.

А как там дела в салоне? Силой сканирую пространство позади себя. Так, двое явно живы, но без сознания, остальные, увы, мертвы. С одной стороны, радует, что один из тех двоих – это Киров, а еще – пилот, а с другой, жалко парней из НКВД. И Борисова тоже жалко. Карма у него такая, что ли? В том мире погиб в аварии, правда, в авто, и здесь тоже попал в передрягу, окончившуюся для него смертью. Сидевший рядом КВ С тоже оказался жив и уже приходил в себя. Он открыл глаза, поднял к лицу руки, задумчиво посмотрел на них, встряхнул головой и, посмотрев на меня, спросил:

– А мы вообще где?

– Ну, судя по всему, это планета Земля. Мимо неё точно не промахнулись, – с серьёзной мордой ответил я.

– С тобой я бы не удивился, если бы и промахнулись, – буркнул он и засмеялся.

Нет, скорее заржал. Отходняк накрыл. И я тоже не удержался