друга в мелочах. Эти миры время от времени как бы отпочковываются один от другого, образуя новые реальности в результате каких-либо событий, приведших к изменениям хода истории. И получается, что в одном мире события пошли по одному сценарию, а в другом свернули на параллельный путь. Я, например, так и не смог выявить отличие этого мира от того, из которого прибыл сюда.

Хотя у меня было недостаточно данных для анализа, могу сказать, что такие изменения произошли достаточно недавно, иначе разница в ходе истории была бы очень значительной, и для переноса сознания просто не хватило бы энергии. При переносе мир, в который попадает сознание из другой реальности, начинает как бы отдаляться от того мира, из которого осуществлялся перенос, и его энергооболочка становится более плотной, исключающей повторное проникновение. Так что я здесь один-единственный, и другого такого точно не будет.

– Всё равно это слишком неправдоподобно.

– Ну уж извините, Сергей Миронович, – я развёл руками. – Если бы выдумывал, то придумал бы что-нибудь попроще. А так что есть, то есть.

– Вы сказали, что там у вас хотели продавать богачам вторую жизнь. Значит, дело происходило не в Советском Союзе?

– Вы правы, дело было не в СССР, – я на секунду замолчал, – дело было в Российской Федерации.

– Где?! – вскинулся Киров. – А куда СССР подевался?

– А СССР прекратил своё существование в тысяча девятьсот девяносто первом году – ответил я, внимательно глядя в глаза Кирову

– Что?!! – Киров вскочил на ноги, сжимая кулаки. Я даже на секунду подумал, что он попытается двинуть мне этим самым, достаточно не маленьким, кулаком в морду. – У вас там что, была война, и вы её проиграли?

– Вы сядьте, товарищ Киров, – не прореагировал я на его всплеск эмоций. – Война была, и мы в ней победили, хоть и страшной ценой. Мы проиграли мир.

– Это как? – спросил Киров, уже успокаиваясь.

– Кучка предателей, дорвавшихся до власти, решила, что каждая республика дальше пойдёт сама по себе, а они станут на местах царьками и баями. Предварительно развалили армию, экономику, вдолбили в сознание людей, что всё, что было до этого, было не правильным, а впереди их ждут чудеса расчудесные и молочные реки с кисельными берегами. Из каждого утюга говорили, что это коммунисты довели страну до такого плачевного состояния, и отчасти были в чём-то правы. Вот народ особо и не возмущался, о чём потом горько пожалел.

Новые царьки начали распродавать направо и налево всё, до чего смогли дотянуться. Хозяевами целых отраслей становились иностранные компании. Страну накрыло безработицей, лавиной преступности. Некоторые откровенно голодали, годами не получая заработанные деньги. Военные после службы шли разгружать вагоны или работать таксистами, чтобы хоть как-то прокормить семью. Многие не выдерживали и пускали себе пулю в лоб. Учёные, инженеры, учителя, чтобы выжить, торговали тряпьём на перекрёстках и в метро. Кто-то спивался, кто-то подсаживался на наркотики, кто-то лез в петлю. Заводы закрывались, колхозы повсеместно умирали. Жуткое время было, мерзкое.

Потом постепенно начали как-то приспосабливаться к жизни в новой реальности. Многим даже стало нравиться так жить. Внешне-то всё выглядело достаточно красиво, была какая-то видимость достатка. Вот только основная масса существовала, с трудом дотягивая от зарплаты до зарплаты, а кучка тех, кто успел откусить кусок от государственного пирога, жила в земном воплощении рая, имея абсолютно всё, что бы ни пожелали.

Киров сидел с лицом белее мела.

– А как же коммунисты? – прохрипел он, рванув воротник, словно задыхаясь. – Как же армия. Они-то куда смотрели?

– А коммунистом вдруг стало быть не модно. Более того, был период, когда компартию попросту запретили. Бывшие секретари горкомов, райкомов, обкомов вдруг стали банкирами, владельцами заводов и фабрик, портов и курортов. Комсомольские лидеры тоже от них не отставали. Все они с упоением публично рвали и жгли партбилеты и рвали на себе рубаху, крича, что не было более яростного борца с коммунизмом, чем они.

Армия же заявила, что она вне политики и не будет вмешиваться во внутренние дела страны. Что их дело – защищать от внешнего врага, а не бороться за сохранение государства, разваливаемого изнутри. На все вооружённые силы нашёлся лишь один, – я выделил это слово, – офицер, который поднял по тревоге своих бойцов и поехал защищать Советский Союз с оружием в руках. Их расстреляли из засады по дороге к Москве[12]. Всё! Остальные военные сидели тихо, как мыши под веником.

– Офицер?

– Да, офицер. В сорок третьем году в армии вернули офицерские звания и погоны.

– Ты говорил про войну. Она будет? С кем?

– Война будет. В сорок первом году Германия, подмяв под себя всю Европу, без объявления войны нападёт на СССР. Немцы дойдут до Москвы, но будут отброшены. Ленинград почти девятьсот дней будет в полном окружении. От голода и бомбёжек погибнет от девятисот тысяч до полутора миллионов человек. Даже в двадцать первом веке не смогли в точности подсчитать. Всего за всю войну страна потеряет почти тридцать миллионов человек, в основном мирного населения. Закончится война в мае сорок пятого года в Берлине.

На Кирова было страшно смотреть. Он стоял, опершись крепко сжатыми кулаками о столешницу. Вдруг, заревев, как разбуженный медведь, он с силой ударил кулаком по столу.

– Как?!! Как вы могли?!! – с надрывом закричал он.

– Мы?!! – заорал я в ответ. – Нет, товарищ Сергей, – назвал я Кирова его партийной кличкой, – это не мы, а как раз вы создали систему, при которой к власти пришли приспособленцы и откровенные враги. Это они понастроили для себя домов отдыха, спецраспределителей и прочих благ в то время, когда весь народ впахивал на стройках, вначале восстанавливая страну из руин, а потом строя новые заводы и целые отрасли. А люди вам верили. Видели, что блага распределяются лишь по верхам власти, но всё равно верили. И верили до последнего. Когда пришло время для выбора, семьдесят восемь процентов населения проголосовали за сохранение Союза, но ваши преемники проигнорировали волю народа. Вот тут вера в коммунистов у людей окончательно пропала.

Я встал, налил из чайника уже остывшего чая и залпом выпил. А Кирова пробрало не на шутку. Вижу, как сердце у него начало работать со сбоями.

– Сядьте, Сергей Миронович, – уже спокойно сказал я ему, – и успокойтесь. Теперь всё пойдёт по-другому. Главное, что вы остались живы.

– Да при чём тут я? – раздражённо бросил он, однако, садясь на стул. – Как дальше жить, зная, что всё впустую?

– А кто сказал, что впустую? – Я налил холодный чай в стакан и пододвинул его Кирову. – Ещё