Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аким Никитин был другом дяди Гиляя еще со времен выступлений в цирке «Алексиса на неоседланной лошади». Никитин — живой, умный, интересный собеседник, дружил с выдающимися людьми, к тому же обладал неистощимой фантазией. Однажды на Нижегородской ярмарке в афишах Никитин объявил полет воздушного шара с человеком на трапеции. Народу на ярмарку съезжалось тьма, со всех концов России. Посмотреть на воздушный шар любопытно, да еще с «человеком на трапеции». Накануне полета сад и все улицы соседние битком забили. И что же? Появляется шар, в корзине пилот, под корзиной трапеция, на ней Аким Никитин в парчовом боярском костюме. Ахнула публика, а из корзины посыпалась туча разноцветных бумажек, длинным хвостом опускались на собравшихся людей объявления о том, что в следующую субботу — бенефис Акима Никитина…
В Нижний, как и обещал Алексею Максимовичу, послал дядя Гиляй книгу своих стихов «Забытая тетрадь», и пришло в Столешники письмо от Горького: «…Дядя Володимир, добрый казачино! Книгу получил — вот спасибо. Там есть превосходные стихи — правду говоря. Разин — здорово! И красиво!..»
Речь шла о поэме Гиляровского «Степан Разин», она была напечатана в книге только в отрывках, допущенных цензурой.
Степан Разин. Сколько путешествий, дорог возникало к Дону потому, что на свете жил и был Степан Разин. Никто из героев русской истории не привлекал такого внимания дяди Гиляя, как Степан Разин. Из года в год много лет ездил на тихий Дон, по донским степям и станицам в поисках материала о Стеньке Разине. Записывал песни о нем, что пели донские казаки, и даже разыскал потомка Степана Разина, прямого и единственного — Николая Максимовича Денисова из станицы Пятиизбянской. Дружил с ним много лет. И не вспомнить, сколько верст проехал вдоль донских берегов, сколько песен казацких прослушал, то залихватски веселых, то грустных, протяжных. Любил смотреть донские круговоды, любил коней, которых давал России Дон…
У батюшки тихого Дона, или Дона Ивановича, — так называли свою реку донские казаки — услышал дядя Гиляй, что имя Стенька среди старого казачества почетнее звучит, чем Степан, что казнен был Стенька Разин не на Красной площади, как ученые говорят, а на Болоте[10], на берегу Яузы.
Много работал дядя Гиляй, пока смог документально доказать факт о казни Разина, добытый на Дону. До революции пытался архивные материалы по восстанию Степана Разина просмотреть — не допустили. Зато в самом начале 20-х годов стал заниматься изучением печатных источников. Собрал все возможное — из мемуаров, записок иностранных путешественников, месяцы проводил в библиотеке Исторического музея. Написал и напечатал очерк «Где казнен Стенька Разин». Доказал правоту донских казаков — на Болоте казнили Разина.
Как-то совершил поездку на Байкал. Непросто было тогда, в начале века, добраться до его берегов. Добрался, окунул руки в байкальские воды, окутанные густым белым туманом, постоял на берегу озера.
…Байкал, немалая глубина И тайн, и золота полна, И с океаном Ледовитым Путем, под недрами пробитым, Слилась неведомо она…Впечатления о путешествиях дядя Гиляй, случалось, оставлял в заметках. Иной раз печатал их. Сохранились в рукописи впечатления от поездки на корабль «Ермак», который был созданием адмирала Степана Осиповича Макарова, погибшего в русско-японскую войну. Матросы называли этот корабль «Наш Ермак Степаныч».
Дядя Гиляй встречался с Макаровым на Нижегородской выставке в 1896 году, потом не раз в Петербурге, когда сотрудничал с газетой «Россия». В Нижнем Новгороде подолгу беседовал с Макаровым о морском отделе. От него тогда подробно узнал устройство подводных мин. Макаров любил ледокол «Ермак», ходил на нем в северное плавание, часто навещал корабль, пользовался малейшей возможностью, чтоб побывать на «Ермаке». На корабле хранили каюту Макарова в неприкосновенности.
Свое посещение «Ермака» дядя Гиляй и завершил тогда осмотром адмиральской каюты. Крошечная комната, небольшой письменный стол, на нем лежали книги, написанные Макаровым: «Ермак во льдах», «Без парусов», «Рассуждения по вопросам морской тактики». Особенно запомнил «Броненосцы или безбронные суда», к ней был поставлен Макаровым эпиграф: «Помни войну».
Дядя Гиляй помнил войну, особенно русско-турецкую 1877–1878 годов, участником которой был. Наверное, потому так много раз ездил в Болгарию.
В наши дни, в конце 50-х годов, в редакцию журнала «Советско-болгарская дружба» отправили из Москвы статью «Гиляровский в Болгарии». Она была напечатана в журнале без малейших изменений в тексте, только название ей дали в Болгарии иное: «Наш искрен и сердечен приятел».
В 1902 году в Болгарии большим праздником отмечали двадцатипятилетнюю годовщину сражения на легендарной Шипке. Дядя Гиляй поехал туда корреспондентом «Русского слова», как участник освободительной войны надел крест солдатского «Георгия», взял фотоаппарат «Кодак», походный саквояж и поехал.
Из Севастополя отправлялись на пароходе «Петербург». Вел капитан, совершивший сорок девять кругосветных плаваний. Ему поручили доставить в Болгарию на торжество русскую делегацию, среди которой были и герои Шипки, участники ее штурма. Путь лежал из Севастополя по морю в Варну, где начиналась дорога к Шипке, к перевалу на Иметли, к деревушке Шейново, что у самого подножия неприступных в том месте Балканских гор. Всегда считалось невозможным перейти их у Шейново, но это