А теперь, во многих километрах от того дома у моря, она слушала, как Гектор засыпает, и сама погрузилась в беспокойный сон.

* * *

Перед ее глазами появилось лицо. Лицо Марино, с крошечным шрамом над правой бровью. Его глаза все еще были закрыты. Рядом с ним она увидела его родителей. Они лежали на спинах, на полу дома, одновременно знакомого и нет. Бледный отпечаток руки расползался по плечу Марино, как синяк. Тот же отпечаток был на его отце и матери. Они начали истекать кровью. Она лилась из их глаз, ушей, вытекала изо рта.

Помоги нам, помоги нам.

Их глаза открылись. Помоги нам, Гектор.

Ее разбудил низкой, сдавленный стон. Беру села, кровь пульсировала в венах. Эхо этого кошмара еще было слышно на задворках сознания.

В палатке было темно. Гектор был неясной фигурой на другой стороне. Но он двигался, извивался, словно попавшая в ловушку птица.

Беру провела рукой по лицу и решила разбудить его. Это было рискованно. Его подкрепленная Даром сила могла раздавить ее прежде, чем он проснется.

Она присела возле него.

– Гектор, – она мягко потрясла его, а потом снова, в этот раз сильнее.

Он резко проснулся, грудь вздымалась от силы его дыхания.

– Ты в порядке? – через мгновение спросила Беру.

– Мне снился сон, – сказал Гектор. В руках он сжимал простыни и смотрел прямо перед собой, не на Беру, словно все еще был в когтях кошмара.

– Все хорошо, – успокоила его Беру, не зная, что еще сделать. – Теперь ты в порядке.

– Я видел свою семью, – сказал он. – Они взывали ко мне.

Собственный сон Беру впился зубами в ее разум.

– О, – слабо произнесла она. Его взгляд переместился на нее. Она не была уверена, что может произнесли слова, вертящиеся на кончике языка. Она не могла понять выражение его лица в темноте. Так было легче.

– Думаю… я тоже видела этот сон.

Он уставился на нее:

– Что ты имеешь в виду, видела мой сон?

– Связь между нами, – сказала Беру. – Она сильнее… или нечто большее, чем мы думали.

Гектор мгновение молчал. А потом перевернулся.

– Не лезь в мои сны.

Беру пронзил укол раздражения, и она ушла к своей постели.

– Я не старалась их увидеть.

С другого конца палатки ответа не последовало.

* * *

Беру думала, что продвигается вперед в отношениях с Гектором, но на следующее утро поняла, что события той ночи затмили все хорошее, что он к ней чувствовал. Она позволила ему избегать ее большую часть дня и занялась тем, что бросала куски высушенного мяса Вире и пыталась быть полезной.

Вечером, когда они снова встали лагерем, она нашла Гектора возле одной из повозок, где он рассеянно гладил шерсть Виры и смотрел на темный силуэт вдалеке.

– Это шамаль, – через мгновение произнесла Беру, – Песчаная буря. Но она не ударит по нам здесь. Она направляется на юг.

Он поднял на нее взгляд, не удивившись ее внезапному появлению.

Она села рядом с ним и протянула руку Вире, которая потерлась о нее головой.

– Мой отец, бывало, говорил, что задолго до пророков люди думали, что шамаль – это знак.

– Что, думаешь, это значит? – спросил он.

– Что ты на правильном пути? – предположила она. – Я надеюсь, она значит именно это.

Гектор не ответил, но и не ушел. Беру почесала подбородок Виры.

– Странно, – Гектор смотрел на кошку. – Я думал, она-то поймет, что мы такое.

– Может, понимает, – возразила Беру. – Но ей все равно, кто будет чесать ей подбородок.

Вира замурчала, соглашаясь.

Той ночью они снова делили палатку, и на этот раз сон приснился Беру. Она знала, что это ее сон, потому что видела, как безжизненное тело Гектора лежит под акациями во дворе дома ее детства. На его горле бледный отпечаток руки, а над ним стоит Эфира, с руки которой стекает кровь.

Она проснулась и увидела Гектора, живого, над ней, и по его лицу поняла, что он тоже видел этот сон.

Беру села, желая что-то сказать ему, но не знала что.

Он заговорил первым.

– Ты хочешь прощения. Думаешь, я могу дать его тебе.

Она закрыла глаза.

– Я хочу… я хочу знать, что моя жизнь не напрасна. Что я принесла в этот мир не только страдания.

– И почему ты считаешь, что мое спасение это изменит? Я… не очень хороший человек.

Она уставилась на него.

– Что ты имеешь в виду?

– Я отказался от долга, – он опустил взгляд. – Бросил единственного друга. Я… я отвернулся от того немногого, что мне дали в этой жизни.

– Ты имеешь в виду Орден последнего света.

Его лицо потемнело.

– Они взяли меня к себе, – наконец сказал он. – Когда у меня ничего не было. И предложили мне жизнь. Друг, которого я бросил… он был мне как брат. Никто не мог заменить то, что я потерял, но… он был хорошим. Я тоже хотел таким стать. Думаю, я бы пытался до самой смерти, ради него, если бы не…

– Нашел меня, – мягко закончила Беру.

Руки Гектора сжались в кулаки, и Беру почувствовала, как растворилась волна ярости – его ярости, поздно поняла она. Гектор дважды потерял свою семью. Беру была причиной его страданий.

– Что случится, если ты вернешься?

Гектор покачал головой.

– Покинув их, я нарушил клятву. Наказание за это… ну, думаю, я уже подвергся ему.

– Это… – Беру не знала, как закончить мысль. Она чувствовала ярость и грусть. – Это несправедливо.

– Несправедливо? – с презрением спросил он.

Беру сглотнула. Несправедлива была Эфира, убивая его, чтобы сохранить жизнь Беру. Но вот поэтому она и пыталась все исправить.

– Гектор, прости. Я не хотела…

– То, что сделано, исправить нельзя, – сказал Гектор. – Ни тебе, не Дочерям Милосердия, никому. Теперь я призрак. А это означает, что пророчество может касаться одного из нас. Тот, что спит в пыли, восстанет. Я думал, что это про тебя, но теперь… в любом случае, я знаю, что должен сделать.

– О чем ты говоришь? – спросила Беру. – Мы отправляемся в Бехезду, мы все исправим.

Гектор покачал головой.

– Я согласился поехать в Бехезду не для того, чтобы ты меня спасла. Там я навсегда покончу с жизнью.

Путь в Сузу увел их глубже в пустыню. Эфира никогда не уходила так далеко в Сети, и абсолютное ничто было таким же захватывающим, как и пугающим. Пустыня вокруг ее деревни, Медеи, кишела жизнью – кусты, трава и ящерицы, даже деревья. Эта пустыня была совсем на нее не похожа. Вокруг, сколько хватало взгляда, был один песок и дюны, созданные ветром.