– Верно, так оно и получится. Но полиция и сама рано илипоздно до этого докопается. Я считаю, что вам же будет лучше, если вы выложитевсю подноготную, и сделаете это, не дожидаясь допросов с пристрастием. Васстанут табунами осаждать репортеры, жаждущие услышать душещипательную историюиз жизни простой американской девушки. Не обманите их ожиданий. И не забудьтеупомянуть, что с тех пор, как вам стукнуло восемнадцать, вы время от времениучились актерскому ремеслу.

– И опять подставить себя под удар? – она с сомнениемпокачала головой. – Это будет выглядеть так, словно я разыгрываю мелодраму,используя свои актерские способности.

– Именно то, что мне надо! – заявил Мейсон. – Я хочу, чтобыохотники за сенсациями начали вслух гадать о том, кто же вы такая: талантливаяактриса, которая успешно водит всех за нос, или бесхитростная простушка,которой органически чужда ложь, поэтому она выбалтывает все как на духу. Чембольшую шумиху они поднимут, тем лучше для вас. Любая из газетных статей – иругательная, и превозносящая до небес – будет вкладом в вашу рекламнуюкампанию. Как актрисы, имею в виду.

– Бедняжка Полли! Вот твое печенье! – подхватил попугай.

– Должна ли я о чем-то умолчать?

– Боже упаси, – ответил Мейсон. – Выложите им все, безостатка. Как только вы попытаетесь скрыть хоть что-нибудь – пиши пропало. Никтоне поверит в вашу искренность. Да и вы изведетесь мыслями об этом своемсекрете. Нет уж, никаких секретов. Излейте душу – это лучшее, что можнопридумать.

– А как быть с полицией?

– Точно так же, – ответил Мейсон. – Изложите им свою историюи повторяйте ее снова, снова и снова – столько раз, сколько они захотят ееслушать. Ничего не скрывайте.

– Я рада, – сказала она.

– Чему вы рады?

– Тому, что вы советуете мне поступать именно таким образом.Ведь я, мистер Мейсон, и в самом деле ни в чем не виновата.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Ее ресницы при этом дрогнули.

– Прекрасная уловка, – сказал Мейсон. – Так и действуйте.

– Какая уловка?

– Смотреть на человека, которого желаешь убедить в чем-то,широко распахнув глаза.

– Но это вовсе не уловка, мистер Мейсон! Я была совершенноискренна. Я…

Мейсон улыбнулся.

– Я склонен вам верить потому, что предпочитаю всегда веритьклиентам, но этот ваш взгляд с широко распахнутыми глазами – актерский прием.

Она нахмурилась, но тут же расхохоталась.

– Ох, может быть, вы и правы! Я так долго разучивала этотвзгляд перед зеркалом, что не заметила, как он вошел у меня в привычку. Этодействительно один из тех актерских приемов, которым учил меня СтаунтонГладден. Разве не забавно, что мне приходится использовать его в связи… в связисо смертью Гладдена?

– Врач, оказавший вам помощь, чувствует себя как на иголках.Полиция в своем обращении по радио подробно описала вас, и он считает себяобязанным позвонить полицейским – тем более сейчас, когда нужда в его опекеотпала. Он наверняка сообщит им, что мисс Стрит увезла вас к себе и уложила впостель после того, как он ввел вам успокоительное. Так что ждите полицию.

– Сколько у меня времени?

– Ровно столько, чтобы успеть умыться и одеться.

Эвелин чуть не выскочила из постели.

– Ну хорошо, – сказал Мейсон. – Мы с Деллой выйдем, а выпримите душ и оденьтесь. Полицейские появятся здесь минут через двадцать.

Мейсон придержал дверь и осторожно прикрыл ее за Деллой. Тавопросительно повела бровью.

– Мы увязли в этом по уши, Делла, – тихо сказал Мейсон. –Отступать некуда. Что касается меня, я предпочитаю принимать слова Багби зачистую монету.

– Чистая монета – это хорошо, – согласилась Делла Стрит, –только как бы с этой монетой не просчитаться.

Из-за двери донесся пронзительный вопль попугая,завершившийся демоническим хохотом.

Поскольку в деле Эвелин Багби была замешана кинозвезда, асамо дело казалось сотканным из противоречий, пресса следила за ним спристальным вниманием.

Фрэнк Нили боялся сцены, точнее, сценических представлений,каковыми являются судебные разбирательства. Нили на время ослеп, когда, входя взал суда рядом с Перри Мейсоном, получил прямо в лицо залп вспышекфоторепортеров.

– О господи! – шепнул он. – Я понятия не имею, как вестисебя дальше, мистер Мейсон. Выступать в суде наравне с вами – это такаядерзость с моей стороны, что…

– Держитесь увереннее, – с улыбкой подсказал Мейсон. – Исмотрите на вещи проще. Главное – ястребом следите за свидетелями и манипулируйтеих показаниями так, чтобы из них вытекала польза для вашего клиента.

– Если картина преступления, столь живописно воссозданнаясержантом Холкомбом, верна во всех деталях, положение нашей клиентки весьманезавидное, – заметил Нили.

– Оно всегда таково на первых порах, когда у полиции естьскладная и хорошо проработанная версия, – кивнул Мейсон. – Все, что нам поканадо, – внимательно следить за изложением фактов. Ага, вот и судья.

В зал вошел судья Киппен.

– Слушается дело «Народ против Эвелин Багби», – произнес онсакраментальную фразу, открывавшую судебное заседание.

– Обвинение готово.

– Защита готова, – отозвался Мейсон.

– Вызывайте свидетелей, – распорядился судья.

Окружную прокуратуру представлял на суде заместительокружного прокурора Джеффри Строн – молодой юрист, сравнительно недавнозанявший этот пост, но делавший стремительную карьеру судебного заседателя.Ходили слухи, что Строн жаждал схлестнуться с Перри Мейсоном в зале суда ипоказать ему, где раки зимуют. Первым из свидетелей он пригласил Гарри Боулза.

Нили нагнулся и шепнул на ухо Мейсону:

– Ох, как мне хочется, чтобы вы надрали ему задницу!

Джеффри Строн, казалось, услышал это пожелание. Он встал,иронически ухмыльнулся и, после того как свидетель присягнул и ответил наобязательные вопросы, спросил:

– Вы знали Стива Меррила при жизни?

– Да, сэр.

– Где он сейчас?

– Он мертв.

– Вы видели труп Стива Меррила?

– Да, сэр, видел.

– Где?

– В морге округа.

– Вы опознали в погибшем Стива Меррила?