Прождав Хорхе около получаса, я попыталась связаться с его секретаршей, но она не отвечала на звонки и не перезванивала. Тогда я стала двигаться вместе с толпой, которая почти что донесла меня до другого такого же незатейливого офисного сооружения, принадлежащего руководству партнерской ярмарки (Ля Саляда состоит из четырех ярмарок, объединенных в одном пространстве, но юридически они разделены на независимые организмы, каждый со своей корпоративной структурой).

В офисе дружественной Уркупиньи (само название, похоже, было навеяно попытками глобализации Ля Саляды и пока еще не осуществленными амбициозными планами на Африканском континенте) на меня посмотрели, как на пришельца из иных галактик, когда я спросила, где можно найти господина Кастишо.

– Вы что, ничего не знаете? – спросил меня не очень приветливый человек, явно избегавший парикмахерских услуг; на нем была синяя куртка «Адидас» с белыми полосками, надетая на зеленую рубашку-поло «Лакоста», заправленную в строгие черные брюки. Поняв по выражению моего лица, что я действительно ничего не знаю, он бросил газету «Ля Насьон» на стол и, неодобрительно покрутив лохматой головой, произнес:

– Журналисты… – вложив в это слово все свое презрительное отношение к тем, кто не относится к полезным особям с точки зрения оборота розничной торговли и прибыли.

На первой полосе газеты красовался Хорхе, похожий на карикатуру капиталиста в стиле Кукрыниксов: толстый коротышка с оттопыренными карманами и вороватыми поросячьими глазками. Заголовок гласил о закрытии 7800 торговых мест ярмарки и задержании сеньора Кастишо вместе с тридцатью другими акционерами Ля Саляды, обвиняемыми в противозаконных действиях. Также были задержаны двое полицейских, которые были призваны блюсти порядок и обеспечивать безопасность ярмарки. Эти горячие мачо, вряд ли знающие о действиях хана Батыя на Руси, орудовали ничуть не хуже, собирая установленный ими оброк в виде смятых денежных бумажек, которые к концу дня представляли собой совсем не маленькую сумму, зачастую превышающую размер их месячного оклада. Торговцы подделками международных брендов облагались наиболее высоким «налогом», продавцы товаров местных фабрикантов – меньшим, но от подати не был освобожден никто. И вот произошла утечка информации, кто-то на кого-то обиделся, не поделился с коллегой… впрочем, об этом в газете не писалось, но не так сложно было понять суть произошедшего, всколыхнувшего ярмарочный день, принесшего пару-тройку неприятных часов королю Ля Саляды и сорвавшего мое интервью с ним.

Как и во всех сказках про королей, вскоре последовал неизбежный хеппи-энд. Улик не нашли, обвинения не подтвердились, и за недостатком доказательств (и, несомненно, по получении приличной суммы от Хорхе, о чем, естественно, официальные источники умолчали) король был освобожден, а торговля в Ля Саляде возобновилась. Правда, несколько коммерсантов, торговавших стильными подделками и контрабандными брендами, все же были публично осуждены, и их прилавки заняли те, кто продавал товары аргентинских производителей. Коричневые сумки «Луи Виттон» перекочевали под те же самые прилавки, и все пошло своим чередом. Хорхе Кастишо отчитался о проведенной работе и пообещал международным организациям и впредь вести тщательную и скрупулезную работу по защите торговых знаков и соблюдению правовых норм интеллектуальной собственности. На этом все и успокоились. К тому же наступал сезон футбольного кубка Америки, и уже стало совсем некогда заниматься расследованиями в Ля Саляде. Все внимание было переключено на заключение пари о победителе, обсуждение состава аргентинской сборной и компетентности тренера.

Архитектор Франциско красив, всегда загорел и носат, как Тото Кутуньо. Его жизнерадостность – результат беспрерывного посещения психоаналитиков, практикующих разнообразные направления анализа: от Фрейда до Юнга, не обижая Адлера между ними. В его одежде – сочетание лилового, желтого, красного и голубого; в его глазах – затаенные сомнения в своей сексуальной ориентации, тщательно скрываемые выработанным и с лихвой оплаченным в кабинетах психологов жизненным оптимизмом. Франциско танцует танго, берет уроки у известных и дорогих преподавателей, которые вместе с фигурами танца учат его, как быть мачо. Ему это необходимо как в танго, так и в его работе, где приходится руководить бригадами коренастых смуглых рабочих из Боливии и Парагвая. В Аргентине работа архитектора непременно включает в себя обязанности прораба, поэтому архитектор – одна из самых распространенных и наиболее востребованных профессий. Тут даже самый простой ремонт протекающего унитаза или отсыревшей стены не обходится без дипломированного специалиста. Благополучный вид архитектора – уравновешенного сангвиника и оптимиста – вселяет уверенность во владельцев протекающего унитаза и убедительно доказывает, что все свалившиеся на них проблемы быта в этой жизни можно разрешить… с помощью архитектора, разумеется.

Помимо частных ремонтных работ в жилом секторе у Франциско есть крупный проект, сулящий серьезные деньги. Он – владелец большого крытого гаража, приносящего хорошую арендную плату, но потенциально пригодного под снос и постройку на его месте жилого здания высотой до двенадцати этажей. В паре с партнером и другом, также архитектором и бывшим однокурсником, Франциско долго ждал подходящего момента, который не наставал по весьма объективным причинам: кризис экономики, инфляция, полный обвал производства и строительства сменяли друг друга с четкой регулярностью, и, казалось, не было просвета этому круговороту в развитии страны, точнее, ее упадке. И хотя Борхес справедливо и гениально писал об уникальной способности Аргентины опускаться на дно бесконечно и беспредельно, конец приходит всему в свое время. А если он не приходит упадку экономике и погружению страны на дно, то неизбежно наступает предел терпению конкретных людей, отложивших свои проекты до лучших времен, и понимание того, что эти лучшие времена вряд ли настанут, а жизнь проносится со свистом скорого поезда, не останавливающегося на маленьком полустанке, спешащего к большим и благополучно-перспективным станциям. Заскучавшие без дела предприниматели, обленившиеся инвесторы и истосковавшиеся по взяткам государственные чиновники в какой-то момент решают, что пришел момент строить, покупать, открывать новые предприятия и объекты. Заброшенные проекты обретают новую жизнь, которая вскипает не столько по объективно-экономическим причинам, сколько потому, что человек всегда должен верить в лучшее, и тогда оно наступает.

Франциско и его партнер по бизнесу и старый друг решились на строительство, начали искать инвесторов и в итоге нашли таких же уставших от застоя предпринимателей, готовых на риск. Они умножили коэффициент инфляции на предполагаемые прибыли и получили цифру, от которой захватывало дух. Оставалось привлечь чиновников: чтобы запустить проект, надо получить разрешение в соответствие с кодами городской застройки в данном районе и конкретно на данной улице. Коды эти были хорошо известны архитекторам, которые все подсчитали и составили проект-смету для инвесторов из расчета предполагаемых двенадцати этажей. Цифры получились убедительные, и архитекторы, пожав руки инвесторам, готовы были отправиться к городским властям за получением необходимых допусков, пропусков и разрешений на строительство.