Единственным, кто воспринял эту новость совершенно спокойно, был сам Анте. Вообще с ним в последнее время происходит что-то странное. Он вошел в класс небрежной походкой, как обычно, и только пожал плечами, когда его дружки стали вздыхать и стонать по поводу того, как всё несправедливо… Иногда мне кажется, что Анте самому надоело быть Анте. Теперь он даже мегакрутые кроссовки не хочет. Хотя об этом, конечно, знаю только я.

Весь первый урок учительница не могла заставить нас угомониться.

Самое лучшее событие дня – я получила на адрес школьной почты письмо от мамы. Оно было отправлено накануне.

В ответ я написала, что по-прежнему люблю Тоторо и она может выбрать всё что угодно.

В этот день я принесла с собой виолончель, потому что мы с Александрой собирались порепетировать после уроков. Виолончель я поставила в конце класса, и каждый раз, когда оборачивалась и видела у стены черный футляр, по спине у меня пробегал холодок. Я всё время думала о Сильвии. Когда мы заиграли, мне почему-то полегчало. Словно бы я забыла обо всём, кроме музыки.

По пути домой я с трудом пробиралась по лесу со своей виолончелью – когда распускаются листья, тропинка становится такой узкой. Проходя мимо густых кустов, я услышала за спиной шаги. Сначала я подумала, что это Мона снова пошла собирать свои растения. Но это была не она. Это Анте бегом догонял меня. Его лицо покраснело и вспотело, а рюкзак он закрыть забыл, так что вид у Анте был совсем не такой крутой, как обычно. Но разговаривал он в своей привычной манере.

– Привет, – бросил он. – Ты здесь живешь, да?

Я даже не успела ответить, потому что Анте протянул руку и попытался схватить мою виолончель!

Я отпрыгнула назад и заорала:

– Что ты делаешь? Оставь меня в покое!

– Да я только хотел помочь! – крикнул в ответ Анте. Хотя и не так громко, как я, – он-то кричал обычно, а я заорала так, словно меня пытались убить. – Ты совсем без мозгов, – выпалил он и убежал вперед по тропинке.

Я хотела окликнуть его и спросить, куда он идет, но не стала.

В конце письма Акселя, которое мы обнаружили под Дубом ленсмана, было написано «ПШВХРАИ ЦЯЦЭЬВКЭСР» и далее: «Я есть ключ». Тут нам даже логарифмическая линейка не понадобилась, потому что шифр был совсем простым!

«Я есть ключ» – ясное дело, это означает «Аксель». Ведь это он написал письмо. Ключ: Аксель. Шифр: ПШВХРАИЦЯЦЭЬВКЭСР. Шифр Виженера, как в самом первом сообщении:

Стало быть, текст гласил: «Посреди моста Вамме».

А где находится мост Вамме, я точно знала – это старый каменный мост через речку недалеко от центра. По пути в библиотеку мы каждый раз переезжаем его на велосипедах. Проще простого! Значит, следующую подсказку надо искать у моста Вамме.

На этот раз шифр разгадала я, и, когда вдобавок смогла показать Оресту мост Вамме на старой карте Акселя, он не стал умничать.

И сейчас, когда он снова меня слушал, я воспользовалась случаем и рассказала Оресту про свою виолончель – что отметина на ней выглядит точно так же, как на виолончели Сильвии.

– Да ну! – отмахнулся он. – На всех старых инструментах есть царапины, разве нет?

– Да, но эта царапина имела форму буквы S, – сказала я. «S как в имени Сильвия», – написал Аксель.

– Да так выглядят все царапины! – заявил Орест. – В общем, у тебя ноль доказательств.

Ноль доказательств. Да, возможно, это так. Но не на всех виолончелях такие царапины!

Моя виолончель была куплена в музыкальном магазине в Гётеборге. Она живет у меня примерно год. До этого я играла на прокатном инструменте из музыкальной школы. Собственный появился после Войны за виолончель.

Мы перестали ругаться, и мама ходила необычно тихая (pianissimo) целый день, а потом неожиданно отвезла меня в магазин в Гётеборге, где полным-полно струнных инструментов. Скрипки, альты, виолончели, контрабасы. Блестящее дерево и мягко изогнутые контуры.

– Можешь попробовать любую, – сказал продавец. Я ходила по маленькому магазинчику и брала одну виолончель за другой. Все они были лучше, чем моя старая. Но вдруг, когда я начала играть на шестой или седьмой, произошло нечто удивительное. Как в «Гарри Поттере», когда он нашел нужную волшебную палочку. Всё сошлось. И мама – даже мама, самый безнадежный магл из всех – тоже это услышала.

Стоя и разговаривая с продавцом, она вдруг прервалась на полуслове. Обернулась и посмотрела на меня.

С тех пор она поняла, что виолончель для меня так же важна, как для нее компьютер. И теперь у меня есть виолончель с необыкновенно душевным звучанием. А компьютера так и нет.

– Царапина на ней уже была, когда мы ее купили, – объяснила я Оресту. – И это очень странно… Подумать только, я выбрала именно эту виолончель! И я живу в Леруме, в Альмекэрре – в том самом месте, где Аксель услышал, как Сильвия играет.

Орест посмотрел на меня скептически.

Поскольку мы заговорили о странностях, я решила сказать о том, о чём не переставала думать с тех пор, как Орест устроил мне скандал в библиотеке:

– Кстати, Орест, я его не придумала. Ну, того человека, которого встретила зимним вечером. Он был одет в точности так же, как Аксель – в той старой книге, которую ты нашел. И казался… на него ужасно похож!