– Ярослав, – сразу обратился Василий к брату, – прости меня за то, что я пришёл на помощь новгородцам! Сердце моё кровью обливалось, когда рассказал мне ближник мой Сбыслав Мирославович, что в Новгороде люди настолько оголодали, что начали коней забивать на мясо. Не мог я не послать им помощи! Сердце кровью за Русь обливалось.

– Ты, Вася, зачем в дела мои и Новгорода лезешь? Жалость свою у себя в уделе оставь. Может, Кострома при тебе богатством прославилась? Вон, племянник мой Андрей Александрович Городецкое княжество как обогатил, а ты? Правильно, что в народе тебя Квашнёй зовут!

– Ярослав, – со слезами на глазах промолвил Василий, – ну разве плохо вышло? Ты получил Новгород, и люди от голода не умерли. Прости меня, брат! Ну не разбираюсь я в делах государственных! Прости! Не смыслю! Хотел услужить Новгороду. Мне так мой наставник духовный Сбыслав велел.

Ярослав не знал, как поступить с младшим братом. Глядя на Василия, он хотел встать и сильно стукнуть его, чтобы младшенький братик надолго запомнил. Между тем Василий продолжал со слезами просить о прощении.

– Ярослав, я до сих пор никогда не влезал в твои дела. Прости меня, брат, но не мог я не послать хлеба умирающим новгородцам. Мне вести эти Сбыслав говорил.

– Дурак твой Сбыслав. До настоящего голода здесь было ещё очень далеко. А ты присмотрись к своему этому Сбыславу, может, его к тебе новгородцы и приставили.

– Не разумею я, брат, в делах государевых. Мне бы лучше не князем родиться, а простым боярином. Я люблю потехи смотреть, а в государевых делах меня любой провести может.

– Это точно, Вася, – примирительным голосом сказал Ярослав, который видел, что ещё недолго, и трясущийся братик расплачется.

– Ярослав, а знаешь, чего я придумал! Я подумал, что для Руси такой порядок наследования губителен. Ну какой я буду великий князь, если с тобой, не дай Господь, что-то случится! Мне бы с Костромой разобраться! Надо нам к великому царю прийти и просить его, чтобы великий князь сам мог назначать себе наследника, выбирая его из нашего рода. Конечно же, ярлык на великое княжение он будет из рук великого царя и хана получать!

Ярослав Ярославович просиял. Младший брат хочет отказаться от своей очереди и поддержать его перед лицом великого царя и хана в вопросах престолонаследия. К тому же Василий предлагает, что великое княжение должно наследоваться и вовсе по воле великого князя. Да, Василию бы не князем родиться, а боярином. Голова и сердце у него добрые, о Руси мысли его, да столь чистого человека любой обвести может. Нельзя такому власть иметь.

Ярослав подошёл к брату и обнял его. Василий тоже обнял его и стал плакать.

– Ну, всё, брат, успокойся! Я знаю, что ты никогда супротив меня не пошёл бы. Я ведь всегда это знал. Но просто вокруг тебя вьются такие люди, которые ради своих низменных интересов сбивают тебя. Всё, Василий, перестань плакать! Я больше не держу на тебя зла! Ты тоже прости меня, брат, что не усадил рядом с собой! Если что случится, ты должен будешь всегда моему наследнику советом помогать. Сердце и голова у тебя светлые, но править тебе нельзя. Ты слишком доверчив, братик.

– Я знаю, Ярослав, поэтому и не хочу великого княжения! Выбери себе такого наследника, чтобы Русь к величию привёл!

– Я ценю тебя, брат! Как я мог в тебе усомниться! Я ведь даже хотел тебя наказать за то, что ты Новгороду помог! Прости! У меня родилась дочь, и для меня будет большой радостью, если ты будешь её крёстным отцом.

– Как я рад, что все непонимания между нами исчезли, брат. Для меня честь быть крёстным твоей дочери.

Псковский князь Довмонт узнал о том, что к городу подъезжает с крупной дружиной, набранной наполовину из новгородцев, а наполовину и вовсе из латинян, некий Август.

Псковские бояре и воеводы князя пришли в палаты к Довмонту, хотя он их и не звал. Довмонт уже настолько привык к Пскову, что не видел для себя иного княжения и хоть и посматривал на Литву, престол своего отца, но добиваться его не собирался.

– Князь, прикажешь запереть ворота и готовиться к битве? У этого Августа всего несколько сотен ратников. У нас намного больше, – говорил воевода Гаврила, ближник псковского князя, не раз стоявший с ним плечом к плечу в сечах, – как бы поганец грабить округу не начал.

– Князь Довмонт, – влез в разговор боярин Александр Михайлович, – коли разобьём этого Августа, то великого князя прогневаем! И приведёт он супротив нас огромную рать, как против Новгорода! Нельзя Августа не впустить, к тому же он посланник самого Новгорода!

– Ты что же, предлагаешь нам его в князья выбрать, а? – вставая и почёсывая кулаки, спросил Роман Пересветович, сын павшего боярина Пересвета Васильевича, ещё юноша. – Князь Довмонт город от ливонцев спас, когда твой новгородский наместник со срамной девкой забавлялся! Не жалея живота своего бился он! Князь, я с тобой и Псков тоже!

– Князь, – не унимался Александр Михайлович, – так разобьёшь ты Августа и втянешь Псков в кровавую междоусобицу! Оставь Псков! Не ради себя старайся, а ради города нашего! Чужой ты!

Довмонта сильно обидели слова боярина о том, что он чужой. Довмонт, никогда не терявшийся на поле битвы, не знал, что ему делать, к тому же с самого утра у него сильно кружилась голова и ему нездоровилось. Иногда князю казалось, что его вот-вот вывернет. Князь мог бы похвастаться отменным здоровьем: раны на нём затягивались как на собаке, но сейчас он чувствовал себя очень плохо.

– Значит, говоришь, боярин, что чужой я? – с угрозой в голосе спросил Довмонт.

– Я сказал, что ты родом из Литвы.

– А где ты, боярин, был, когда ливонцы к Пскову подошли? Что-то я тебя на стенах не припомню. – Говоря это, Довмонт понял, что на ногах он не устоит, и сел. – Бояре, что-то мне не очень хорошо.

Воевода Гаврила тут же бросился к князю, когда тот едва не упал. Гаврила смог усадить тяжело дышащего князя на лавку.

– Бояре, – сказал Александр Михайлович, – а князь-то наш болен! Может, и нет нужды нам спорить, пускать ли Августа, коли князь Довмонт при смерти.

Многие недобро посмотрели на Александра Михайловича. Все псковичи любили князя и то, что он заболел, восприняли с сочувствием, но у них всегда работала голова. Они понимали, что, если князя отравили, едва ли он выживет, а значит, они должны выбрать нового князя. Выбор, который им предстояло сделать, был очевиден.

– Бояре, – взял слово боярин Симеон Елисеевич, – коли князь наш при смерти, то предлагаю и впрямь позвать на княжение этого Августа.

Довмонт между тем взял себя в руки и встал. Князь шатался, и ему казалось, что голова его сейчас лопнет.

– Бояре, коли я действительно умираю, то сохраните Псков и достройте храм, что я начал. Вокруг города надо вырыть ров, а ещё надо засыпать все овраги, что имеются в черте города, так как каждую весну там настоящее болото.