– Это ужасно, – тихо сказал Дэрин, облизал губы. – Это было ужасно, ваше высочество. Мое сердце разрывается до сих пор.

У меня звенело в ушах.

Еще немного, и я просто упаду, подкашиваются ноги.

– Ваше высочество, могу я попросить вас не говорить никому о том, что я рассказал вам? – осторожно спросил Дэрин. – Вряд ли король запомнил меня. Но если он узнает, что я был там и все видел… Я боюсь, моей жизни будет угрожать опасность. Прошу вас, ваше высочество. Я буду верно служить вам.

* * *

Частые-частые вздохи под окном, там, где кусты шиповника. Сладкие стоны, и нетерпеливое, чуть приглушенное рычание. Хочется выглянуть, увидеть… но это не честно.

– Тише, тише, мой медведь! – И легкий, звонкий смех Флир, словно серебряный колокольчик.

Замирает сердце. Небесная Мать…

Они другого места не нашли? Или специально, чтобы я все слышала?

– Ай, ты сейчас мне платье порвешь! – И снова смех.

Выйти и наорать? Сказать, что они мне мешают, пусть идут резвиться в другое место?

– Ах, вот здесь, да! – И снова вздохи.

Убить. Обоих. Даже если там Эрнан с ней… тем более убить!

Я прошлась по комнате туда-сюда. Это не давало покоя.

Почему здесь? Флир ничего не делает просто так. И, судя по вздохам, ее никто силой не заставляет.

Она уже посмеялась надо мной, а теперь хочет унизить еще больше?

– Ах!

Она еще и кричит, так жадно…

Я даже сама не поняла, как вышла на балкон. Там внизу… Буйная зелень и розовые цветы… Мужская спина, крепкая, мускулистая…

– Ты сложишь песню обо мне? – смеется Флир.

– Сложить песню можно лишь познав твою красоту! – он смеется тоже. Его голос – высокий и звонкий, длинные волосы.

Песню! Боги…

Я слышала, как он поет. Рух. Наемник из Сатора, похожий на прекрасного принца.

Хочется смеяться и плакать одновременно.

Хочется упасть на кровать, зарыться в подушках и не видеть, не слышать больше ничего.

* * *

Я смотрю, как он сосредоточенно делает какие-то пометки в бумагах. Что-то читает, что-то пролистывает. Рядом стоит полная миска с орехами – простыми, лесными, каких полно на местных холмах, чуть обжаренными… орехи, надкусанное и давно забытое яблоко, кувшинчик с водой. Я смотрю на него и пытаюсь понять.

Если я не смогу верить ему, то кому же тогда верить?

Столько правды на меня обрушилось, что я потерялась в ней.

Зачем Дэрину врать? Зачем?

Эрнан мог соврать, чтобы я приняла его.

Но глядя ему в глаза…

Разум или сердце? Чему верить?

Я верю ему.

Я пришла поговорить поздно вечером. Он попросил посидеть в кресле и подождать. Сейчас он закончит.

Сейчас, Тиль. Сейчас…

Что-то там не сходится у него, что-то не выходит.

Он поднимается на ноги, наливает себе воды, выпивает залпом.

Сейчас, Тиль…

Выходит на балкон и долго стоит, глядя вдаль, туда, где море и облака над водой. В саду немилосердно трещат цикады.

Ему нужно обдумать, найти хитрый ход, найти денег, возможность решить мирным путем.

Сейчас мои вопросы и поиски правды так не к месту.

Я хочу верить ему.

Я смотрю на его широкую, чуть ссутулившуюся спину. Он стоит, опираясь локтями о парапет. Неподвижно. Ветер бьет в лицо.

Подтягиваю ноги, удобнее устраиваясь в кресле, словно в гнезде. Ничего, я смогу подождать.

Мне кажется, я даже начинаю засыпать.

– Тиль, – внезапно говорит Эрнан.

И я понимаю, что он уже не на балконе, а передо мной, я упустила момент, когда он подошел, задремала.

– Мне нужна твоя помощь, Тиль, – говорит он.

– Да, конечно… – я тру глаза, пытаясь собраться.

– Мне нужно золото, Тиль. Все, что у тебя есть: украшения, личные вещи, – он хмурится, и, словно опомнившись: – Конечно, если что-то особенно дорого тебе, то оставь. Но остальное мне нужно.

– Хорошо. Прямо сейчас?

Я встаю на ноги.

Наверно, у меня сейчас такое лицо… Он делает шаг навстречу, пытаясь обнять, но я отстраняюсь. Не сейчас. И дело не в украшениях.

– Не сердись, Тиль, – устало говорит он. – Я понимаю, это не лучшее решение, но сейчас, боюсь, другого уже не найти. Мне нужно все ценное, что есть во дворце. Не сейчас, конечно, к утру.

– Хорошо, – говорю я.

О моих сомнениях мы поговорим позже, сейчас не самое подходящее время.

– Спасибо, – искренне говорит он.

Потом выходит за дверь.

– Мне нужен лорд Иттон, прямо сейчас, – это уже не мне, а кому-то из слуг. – Еще Овар и Мэддок. Если спят – разбудить.

* * *

– Говорят, вы даже с принцессы сняли все украшения? – Иллаль-бей задумчиво тер подбородок, и я видела, он совсем не доволен таким поворотом.

Золото перед ним.

– Я использовал те источники, которые посчитал нужными, – сказал Эрнан.

Иллаль-бей хмыкнул.

– Здесь полная сумма? – поинтересовался он.

– Да. Задаток и компенсация в полном объеме. Как мы и говорили. Я прошу передать мои соболезнования эмиру. То, что случилось с достопочтимым Адаль-ин-Дидаром – недоразумение. А также передать, что мы не торгуем наложницами и не выдаем воинов, честно выполняющих свой долг.

Иллаль-бей поклонился.

Я даже не представляю, чего стоило Эрнану провернуть это за три дня. Продать, заложить, обменять все, что было ценного во дворце, вытрясти все, что только можно. Он поставил на ноги всех состоятельных купцов города, всех состоятельных лордов, до которых мог добраться, да и не слишком состоятельных тоже.

Я бы так не смогла. Мне казалось – это унизительно. Словно мы нищие, словно… Но Эрнана это не смущало. Он сам встречался с купцами, обсуждал условия, торговался с таким азартом и легкостью, что я и поверить не могла. Я видела, как некоторые смеялись у него за спиной. Ему было плевать. У него была цель, было принятое решение, а средства его мало волновали.

– По-твоему, лучше война? – удивился он. – Любой способ хорош.

Да, я понимала.

Лучше, чем выдать меня.

Лучше, чем выдать Лохана.

Я видела, что Иллаль-бей хотел конфликта, хотел Восточный Улар, процентов дани Диджаза и Тира, хотел войны, наконец. Но Эрнан взял и выплатил все зараз, и теперь не было достойного повода для претензий.