прямо на территории храма, расстилая на землю пледы, и так спали, прижав ближе к груди свои котомки, чтобы их не утащили вездесущие обезьяны, которым хватало наглости вырывать еду прямо из рук. Стайка мелких задир, могла запросто отобрать у вас мобильный телефон или очки, и я бы никому не советовал бы пытаться забрать их обратно, ведь эти смешные на вид зверьки, могли запросто задать вам трепку.

Разувшись, мы пошли осматривать алтари, к которым тянулись сотни индусов. Они подходили к брамину, отдавали ему подаяние, а взамен получали красную точку на лоб, дар от божества, которого они даже не могли видеть, поскольку только брамины имели право заходить в алтарь, где сидела кукла, олицетворяющая бога. К этой кукле индусы относились как к живому человеку — кормили ее, купали, меняли ей одеяния и даже катали на маленькой лодочке, чтобы развлечь.

Сам храм представлял собой множество алтарей, соединённых узкими и темными коридорами, освещёнными тусклыми лампами, что моргали как огни древней восточной ночи, полной тайн и загадок. У каждого алтаря, верующий должен был исполнить какой-либо ритуал. Кому-то дать монетку. Кому-то потереть живот. Вокруг некоторых и вовсе надлежало ходить по кругу. И все индусы строго следовали ритуалам, веря, что взамен они получат богатство, здоровье и счастье. От своих бесчисленных богов, сосчитать которых им не удавалось уже тысячи лет. А на самом деле, они были воплощением, или воплощением воплощения, одного единого бога, узреть которого не дано было смертным. Европейцам было сложно разобраться во всем этом, и многие попросту считали их язычниками, да и мало кто относился к их вере серьезно. Индуизм был полон нелогичных, а порой и вовсе странных легенд, что объясняли все на свете, и они верили в каждую из них, и поверьте мне на слово, вам не за что бы не удалось убедить индуиста принять вашу религию. Они бы не стали с вами спорить, ведь веруя, что их бог реален, они считают себя не в праве сомневаться в существовании других, но любые ваши аргументы, не смогли бы посадить в их сердцах и семя сомнения.

Закончив знакомство с Вирупакши, мы вернулись в гостиницу, но вместо того, чтобы лечь спать, я и Кристина отправились оглядеться немного на улицах Хосопита. Это был бедный индустриальный город. Жизнь здесь была далека от той, что мы видели в городах Гоа. Никаких дорогих отелей. Никаких баров. В этом штате вообще было очень сложно достать алкоголь. Только тысячи улиц, лишенных всякой миловидности — бетонные кубы жилых домов и фабрик, в которые были втиснуты крохотные магазины и палатки с фруктами. Здесь не было ни одного белого. А пока мы шли по заваленным мусором тротуарам, на нас смотрели как на пришельцев с другой планеты. Отойдя от отеля на два квартала, мы купили немного манго у уличного торговца, а потом зашли в кондитерскую, где не смогли найти ни одного знакомого лакомства, но к счастью, приветливый продавец разрешил нам попробовать всего по немногу, и мы купили несколько сладких шариков из теста, странное пирожное с корицей и пачку чипсов из крахмала с перцем. Выйдя из кондитерской, мы спустились еще на три квартала и наткнулись на маленький джус бар, хотя, использовав это название, я наверное ввиду в заблуждение, ведь говоря джус бар, мы обычно имеем в виду какое-нибудь модное местечко, где собираются парни с бородами, намазанными гелем, и стройные девушки, что только и говорят о своих тренировках. А на деле, это было небольшое помещение с двумя воротами, которые обычно ставят в автомастерских, и пятью пластиковыми столами, возле проезжей части, на которых сидели местные с пластиковыми бутылками, которые они принесли с собой из дома, чтобы не платить лишних рупий. Вроде тех пивных, у нас, которые я помнил с детства, куда мой дед ходил с трехлитровой стеклянной банкой. На мелкой кухне, сооруженной из листов фанеры, крутились два индийца с блендером и коробами с фруктами, что стояли на грязных столах. Признаться честно, я побрезговал заказывать что-нибудь здесь. Кристина же, взяла себе фреш из манго и бананов, и мы двинули обратно в номер, чтобы наконец-то принять душ и отдохнуть. До ночи мы просидели перед телевизором, смотря старый китайский фильм. А после, устроившись в роскошной двухместной кровати мы крепко заснули, поскольку у нас не осталось уже сил ни на что, кроме сна.

Глава 22

Следующим утром, мы проснулись еще до рассвета. Нам предстояла экскурсия к очередному храму, а потом долгая дорога в Гоа. Когда мы встали, город вокруг нас еще спал. На дорогах почти не было машин, а тишину нарушал лишь рупор на мечете, куда шли мужчины в белых одеяниях. Уже с самого утра я чувствовал себя уставшим, и не очень-то хотел ехать. Кристина полностью поддерживала мое желание остаться в номере, но никто из нас не хотел тратить время на сон, когда возле нас было такое великолепие, и вскоре мы спустились в холл, где нас ждала наша группа, а после отправились встречать рассвет на руинах древнего храма, где, понемногу просыпаясь, смотрели как резвятся обезьяны. После рассвета, мы пошли в действующий храм, в котором на протяжение вот уже нескольких лет, и днем и ночью пели песни, повествующие о похождениях Рамы. Осмотрев алтарь и оставив подаяние браминам, мы вышли на улицу, где монахи пригласили нас присесть с ними рядом, и подыграть на народных инструментах. И дело это, так увлекло меня, что вместо того, чтобы идти осматривать внутренний двор храма я остался с ними и вникал в их таинственные голоса. И во всем этом — в древнем храме, в песнопениях, и в жарком индийской утре… Во всем этом была магия. Нечто, что почти невозможно описать словами. Это было спокойствие, и в тоже время, нечто совершенно недосягаемое. И наверное, я смог бы просидеть так целый день, а может, и несколько лет, а потом просо встать, стряхнуть с себя все, что было прежде, и начал бы жить новой жизнью, и стал бы, наверное, совершенно другим человеком. Но это был не мой путь. И я знал это. И брамины что пели здесь, тоже знали это. Им суждено было петь свои молитвы здесь. А мне нести свои в миру, в далеком холоде мрачной России, и молиться своим богам. Ведь если, я останусь здесь молиться вместе с ними, кто же тогда будет молиться вместо меня? Кто же тогда помолится обо мне самом? Когда пришло