– Ну ладно, попробуй.

– Ура! Я прямо сейчас начну тренироваться.

Зашла Полина. Поздравила воспитанницу. Потом пили чай, завтракали. Было хорошо, весело. В окно светило яркое мартовское солнце. Таяли сосульки. И во всем чувствовалось приближение весны.

Зоя встречала всех в новых туфлях, в маминой шали. Отсутствие толстых уродливых очков ее красило. Сначала она хотела оставить волосы распущенными, но подумала, что это слишком нескромно, и сделала сзади корзиночку. В отдалении все у нее расплывалось, но зато вблизи было более-менее видно.

Гости ввалились всей гурьбой. Помимо основной компании – Катя, Варя, Иван и Паша, – была еще Лена. Последнее время Зоя почти перестала с ней общаться, но на день рождения пригласила. Лена смущалась симпатичных взрослых ребят, красивую уверенную Катю и вела себя довольно скованно. Вслух старания Зои оценила только Варя. Катя и Паша отметили про себя каждый свое. «Ишь ты, вырядилась, влюбленная дура. Все равно страшила. Ничего ей не поможет», – подумала Катя. «Надо же, даже очки сняла. Интересно, видит она что-нибудь?» – размышлял Паша.

Все направились к столу, сопровождаемые приглашениями папы и няни. Сидели, говорили, ели. Заводилой был Владимир Михайлович. Паша ему вторил. Зоя чувствовала себя совершенно счастливой. Потом взрослые ушли. Ненадолго воцарилась неловкая тишина. Нужно было что-то говорить. День рождения все-таки. Но Зоя первый раз осталась один на один с гостями, да еще с такими, и не знала, что теперь делать. Наверное, нужно предложить какую-нибудь игру.

Катя тем временем незаметно подмигнула Паше, и в ее глазах блеснул хулиганский огонек.

– Зоя, ты такая сегодня нарядная.

– Мне папа туфли подарил, – неуверенно улыбнулась Зоя.

– Красивые. И без очков тебе лучше. Ты что так в школу не ходишь?

«Катя же знает, что я плохо вижу, почему спрашивает?»

– Я вдалеке плохо вижу.

– Так в школе все близко. Зря ты эти очки носишь. Они тебя портят. Я-то тебя без них и не видела, а теперь вижу. Тебе очень плохо в них.

Зоя чуть не плакала. Еще и при Паше. Зачем она так? За подругу вступилась Варя:

– А мне кажется, что ничего они Зою не портят. Ей и так хорошо, и так.

Катя не ожидала, что Варя будет против нее, и не нашлась сразу, что ответить. Зато нашелся Иван, которому весь этот разговор переставал нравиться.

– Зоя, а может, ты нам покажешь, как кукол делают?

– Я бы показала, но папа закрывает мастерскую. Пойдемте ко мне в комнату. Я вам своих любимых кукол покажу. И в лото можно поиграть.

Кате вскоре наскучили восторги одноклассниц и пустая болтовня ребят. Ей была противна и сама Зоя, влюбленными подслеповатыми глазками взирающая на Пашу. Такая нелепая в этих новых туфлях, которые гораздо лучше бы смотрелись на ней – Кате. Ей хотелось обидеть, уничтожить Зою. Как в стае у сильных зверей изгоем становится слабый, так и Катя не могла простить Зое ее слабость и мягкотелость вкупе с квартирой, папой, куклами и прислугой. Боже, как ей надоела их тесная каморка в бараке, куда ее мать еще умудряется периодически водить мужиков.

– Я на минутку. – С деланым смущением Катя направилась к двери.

– Тебя проводить? – спросила возбужденная разговорами с подругами и присутствием Паши именинница.

– Сама выход найду, что я, маленькая?

* * *

В коридоре было несколько дверей. Это гостиная, кухня... а это что? Катя остановилась в изумлении. Мастерская, а это была именно она, почему-то оказалась открыта. Она оглянулась. Никого. Тихонько проскользнула внутрь и прикрыла за собой дверь.

Полки, коробки, разноцветная материя. Несколько фарфоровых голов с пустыми глазницами в полумраке комнаты смотрелись жутковато. От нагретых за день на солнце тяжелых портьер пахло пылью. К этому запаху примешивались десятки других: дерева, ткани, бумаги, клея. Рассмотрев все вокруг, девочка приблизилась к столу. Только бы никто ее не хватился. Да они так там заняты, что им не до нее. Осторожно открыла одну коробку – глаза! Голубые, карие, с ресницами, соединенные железной дужкой. В другом ящичке волосы. Катя едва прикоснулась к ним – словно настоящие. Краски, кисточки, мягкие ткани, нежный фарфор. Почему эти сокровища достались этой неуклюжей дуре? Будь у меня все это, мне вообще никто не был бы нужен. Никакой Паша. Катя чувствовала себя в этой комнате необыкновенно хорошо. Ей не хотелось никуда уходить. Ей хотелось оставаться здесь, проводить время среди этих коробочек, сундучков, завернувшись в красивую шаль Зоиной мамы, пить чай из фарфоровой чашки в фиалках и ложиться спать в своей отдельной комнате в красивую кровать. А что ее ждет в действительности? В лучшем случае угол в коммуналке и работа у какого-нибудь ткацкого станка.

Ладно, надо идти. Она еще раз обвела взором комнату. На самом верху, почти под потолком, стояла черная деревянная шкатулка с выточенной сбоку красной розой. Из маленькой скважины торчал ключик. Любопытство пересилило. «Я быстро!» – подумала она и ловко и тихо приставила лестницу. Шкатулка была пыльная, но хранила недавние следы чьих-то пальцев. Девушка повернула ключ, подняла крышку и не поверила своим глазам.

В этот момент внизу открылась дверь...

Сколько времени она уже здесь? Три дня, а может, месяц. Окон тут нет, и свет сюда не проникает. Ей дают непонятную еду в алюминиевой посуде и банку, в которую она ходит в туалет. На ее простыне капли крови. Последний раз мутные глаза долго смотрели на нее, а потом хриплый голос произнес: «Ты не видела, что произошло с твоей матерью? Я сейчас тебе покажу. С тобой мне это делать будет еще приятнее».

Господи! Что могло произойти с мамой?

Потом две руки, дрожащие от возбуждения, костлявые, но очень сильные, зачем-то потянулись вытаскивать сундук, который стоял за кроватью, и она его видела, когда несколько раз вставала. Она научилась делать это очень осторожно, знала, если что, то ее убьют сразу, и она очень этого боялась. Потому что еще не сдавалась, надеялась спастись и хотела жить.

Они долго тянули огромный сундук из-под полки, и тот почти уже целиком вылез, но у палача внезапно начались приступы кашля. Небольшие ошметки кровавой мокроты вылетали из ненавистного рта на пол: «Ладно, тварь. Скоро вместе сдохнем. Но я успею еще поглумиться над тобой».

* * *

Москва. Наступление 200... года

Мама искренне удивилась, когда узнала, что дочь будет не одна. А когда Катя сообщила, что это друг Сергея, покачала головой на своем конце трубки:

– Эх, покатилась по наклонной. Говорила я, что не доведет тебя этот Сергей до добра.

– Мам, почему же по наклонной?

– Пошла по рукам. Сначала Сергей, потом его друг. Что-то будет дальше?

– Ты выпила, что ли, уже с утра?