Свое правление Меншиков начал с титулов – ему торжественно вернули все, что забрал Петр. Он снова назначен президентом Военной коллегии; все расследования о его злоупотреблениях казной прекращены. Не забыл он и о прибытках. В июне 1726 года Екатерина исполнила его давнее желание, в котором отказывал покойный Император: пожаловала два огромных имения – в 1300 дворов и в 2000 дворов. Он присоединил их к своим необъятным владениям.

В иностранных банках лежали вклады, соразмерные бюджету страны. Но Алексашке всё было мало. Фельдмаршал Меншиков решил стать генералиссимусом. Однако даже вечно веселая Екатерина поняла, что вчерашний ее хозяин перебрал (к тому же потом награждать его будет нечем).

Чтобы окончательно взять управление страной в свои руки, Меншиков создал Верховный Тайный Совет. Официально он должен был помочь Императрице управлять Империей, и уже вскоре Совет в составе 6–7 членов заменил многоголосый Сенат. Во главе Совета стояла Императрица – то есть опять же Меншиков. Он был полным хозяином там. Светлейший придерживался нехитрой формулы «разделяй и властвуй». Членом Совета стал князь Дмитрий Михайлович Голицын, представитель старой знати, поборник давних обычаев. Для оппозиции к представителям старой знати Меншиков ввел в Совет трех «птенцов гнезда Петрова» – генерал-адмирала графа Апраксина, канцлера графа Гавриила Головкина и графа Петра Толстого. Все эти члены Совета были, конечно же, не соперники Меншикову. По государственным способностям любимец Преобразователя чувствовал себя единственным законным наследником Петра.

Членом Совета Меншиков сделал также вице-канцлера Андрея Остермана. Правда, умнейшая голова, хитрейший дипломат Остерман считался совершенным трусом. Постоянно болел, когда требовалось принять спорное решение, мог внезапно оглохнуть, чтобы не отвечать на опасный вопрос дипломата. Впрочем, если дипломат был настойчив, слух также мгновенно возвращался. Об Остермане ходил анекдот: «Когда обсуждают, посылать ли флот против противника, он болен; когда флот вернется с победой, он здоров». Но насмешники не знали, каким опасным, даже буйным мог быть осторожнейший Остерман. Этот сын вестфальского пастора во время учебы в Йенском университете слыл разгульным, храбрым студентом, буршем. В очередной пьяной драке сумел отправить на тот свет однокурсника, после чего бежал в Голландию… Потом, как многие удальцы и авантюристы, подался через открытую Петром дверь в Россию. Из переводчиков быстро выбился в главные дипломаты петровского времени. Его немецкая аккуратность и твердый расчет привели русскую политику к союзу с Австрией, столь полезному для будущих войн с турками. Но вчерашний продавец пирогов презирал Остермана, считая угодливым трусом, как, впрочем, он презирал и остальных членов Совета.

Итак, это был апофеоз могущества Меншикова и его… слепоты. Как часто бывает с властителями, Александр Данилович жил в состоянии трогательного романтизма – «все его любят, все его боятся, и все они – ничто». Он все чаще показывал себя грубым деспотом, вспоминая повадки великого друга. Но деспотизм Петра, потомка Царей, – ничто по сравнению с деспотизмом плебея. Тот страшит, этот унижает.

Он поручил секретарю вести для истории дневник событий из жизни Светлейшего…

Вот он выходит из дворца. Его сопровождает караул. Роскошная галера перевозит Светлейшего на другой берег Невы. Он садится в золоченую карету, украшенную княжеским гербом, и карета везет его… полсотни метров до Зимнего дворца. Это старый петровский дворец – его надо бы перестроить. Да нет денег в казне, – так объясняет Светлейший. Он контролирует все расходы.

Да, с захватом власти Меншиков справился, но как он ее использовал?

Постоянного напряжения сил требовал от подданных Преобразователь, и страна надорвалась! Государственное могущество было создано во многом за счет народной нищеты. Беспрестанные наборы солдат, сотни тысяч погибших – на полях сражений, на строительстве столицы в финских болотах… Строители Петербурга умирали от климата, но главное – от варварской эксплуатации при возведении крепостей, каналов, флота. Наконец, петровские налоги довели население до полной нищеты.

Петр обожал риторику. Он издал нравоучительный наказ «О бережении земледельцев», в котором мудро объяснял хозяевам крепостных рабов: «Понеже поселяне суть артерии государства и как… чрез артерию все тело человеческое питается, так государство поселянами. Чего ради надлежит оных беречь и не отягощать через меру». И после этого обрушил на крестьян лавину налогов. Новые и новые варианты налогов постоянно приходили в изобретательную голову Императора: налог корабельный (на строительство флота), седельный (на седла солдат), хомутный (на хомуты кавалерии), драгунский и тому подобные. К прежней повинности – «рекрутской» (поставляли солдат в армию) – он прибавил новые и тяжелейшие: «подводную» (давали подводы перевозить солдат и грузы в армию), «постойную» (обеспечивали пищу и кров солдатам во время постоя в деревнях). Мертвых не исключали из налоговых списков, как и младенцев, – они тоже платили налоги. Расходы на войну в мирное время поглощали три четверти бюджета. Павел Николаевич Милюков (который был не только политиком, но и историком) впоследствии подсчитал: расходы на армию составляли 5 974 084 рубля, на все остальное – 2 367 470 рублей.

«Государство пухло, а народ хирел», – писал Ключевский.

В последние годы Петра наступила такая нищета народная, что накануне своей смерти Император вынужден был остановить на время сбор денежных и хлебных податей, хотя казна пустовала…

Такое наследство получил Меншиков. Но в отсутствие Петра Светлейший князь Александр Данилович сильно потускнел. Как все «птенцы», он оказался всего лишь исполнителем великой воли. Лучшим, но исполнителем. Сейчас не было того, кто задавал ритм, в котором жили сам покойный гигант и вся страна. Его не стало, и бешеный галоп, которым Петр мчал Россию, остановился. Прекратились великие завоевания, прервались великие реформы – к радости истощенной, загнанной страны. Правда, ничего существенного из петровских завоеваний не было отменено, но почти ничего и не добавилось.

Достижения Меншикова придется собирать по крохам. Исполнена петровская мысль об учреждении Академии наук. Основанная Петром в 1724 году, она была официально открыта после его смерти. Приняты отдельные меры для облегчения тяжелейшей жизни крестьян. Смягчены некоторые подати. Отменены некоторые стеснительные для торговли постановления.

Все это происходило за окнами Зимнего дворца, в котором обитала безвластная Императрица.

Во дворце теперь постоянный порядок беспорядка – пир горой… Меншиков знает: расходы можно сокращать любые, но только не на жизнь двора. Однако пир явно подходил к концу. Здоровье Екатерины таяло день ото дня. Как сообщили в свои столицы иностранные послы, подтверждением ее болезни стал необычно скромно отпразднованный день ее рождения. Присутствовали только «свои» – герцог и герцогиня Голштинские (старшая дочь Петра Анна с мужем), другая дочь, Елизавета, и любовники Императрицы, давний и нынешний – Меншиков и Сапега. На Пасху Екатерина уже не смогла присутствовать в дворцовой церкви. Великий муж явно звал ее к себе, в таинственную сень…