– Ты никогда об этом не упоминала.

– Ты не спрашивал.

– А ты бы ответила?

– Нет.

– Поэтому и не спрашивал.

Джун фыркнула, чтобы не занудствовал.

Она часто размышляла о том, почему они с Тони вообще стали врагами. Причин набралось много, но главная – одна: потому что не говорили друг другу правды. Джун боялась, а Тони не видел в ней достойного человека, чтобы утруждаться.

От этого настолько шокирующей оказалась его готовность пойти навстречу.

Но могут ли враги стать друзьями? Могут ли совпасть красное и холодное, учитывая, что они не лосось?

Голова гудела от пережитых эмоций, хотелось снова забраться руками под футболку Тони и словить биение его сердца.

Разбитого сердца.

Оказывается, его тоже мучила их отчужденность. Или наврал, чтобы соблазнить?

Нет, холодного расчета в Тони никогда не было. Иронии в избытке, а вот цинизма куда меньше, чем требуется бизнес-акуле… Впрочем, акулы – существа не циничные. А значит, великому Тони Андерсону действительно не наплевать на Бэмби-Джун.

Она поежилась и растерла продрогшие плечи. Тони проследил за движением ее рук, снял серый блейзер и набросил на нее, мимолетно коснувшись щеки, а затем вышел из машины и пересел на место водителя.

– Едем к тебе?

– Да, наверное. – Джун назвала адрес, и вскоре они вместе поднялись на второй этаж серого каменного дома. Ключ она всегда носила под чехлом смартфона, вместе с банковской картой. Не любила сумочки.

– Хочешь пить? – предложила она, когда они вошли в квартиру.

– От чая не откажусь, – вежливо ответил Тони.

Бо-о-же. Вежливо. Ответил. Тони.

Чудеса все-таки случаются.

По дороге на кухню Джун мельком глянула в зеркало на стене и содрогнулась: вид у нее был тот еще. Густые черные стрелки на глазах слегка поплыли, а волосы лежали взбитой копной. Зато кухня сверкала чистотой. Особенно диван.

– У меня есть зеленый и фруктовый.

– Зеленый, – выбрал Тони.

Она включила винтажный электрический чайник и нашла глиняную кружку.

Сам факт, что Тони Андерсон, миллионер-плейбой, сидел на кухне в этой съемной квартирке, казался утопией. И хотя высокие потолки с декоративными узорами и модные кирпичные стены создавали уютную атмосферу, диван был неудобным для сна. Джун не представляла, как можно уложить Тони на неудобный диван. У него ведь спина будет утром болеть. Это же не Чейз, который засыпал где попало, хоть в спираль мог скрутиться на полу.

Кстати, о Чейзе. Друг наведывался в гости раз в год, обычно зимой, и спал в комнате Холли… они скручивались в спираль вместе. Между ними случилась страсть с первого взгляда, переросшая в связь без обязательств. Они легко сходились и так же легко расходились. Джун поражалась, насколько спокойно здоровые люди относились к личной жизни. Не то, что всякие там вампирши, которые загонялись ого-го как даже по поводу дивана…

– О чем думаешь? – спросил Тони, и Джун выпустила ложечку от неожиданности, расплескав чай. Быстро промокнула поверхность бумажной салфеткой и поставила кружку на стол перед гостем.

– Эм-м… Вообще-то, о Чейзе.

– Вау. Иногда лучше не спрашивать, да? – Он усмехнулся, забросив ногу на ногу. Разбитое сердце, пропечатанное на черной футболке контуром из крупных серых «стежков», манило подойти ближе и продолжить то, что начали на заднем сиденье машины. У Джун губы заныли. Хотелось опуститься к Тони на колени и спрятать лицо в изгибе его плеча, впиться зубами в крепкую шею…

Соберись, тряпка.

Джун обреченно вздохнула и плюхнулась на подоконник, расшнуровывая ботфорты. Волосы упали на щеки, и она в который раз пожалела, что постриглась. И Тони, будто читая ее мысли, спросил:

– Зачем ты изменила прическу?

– Решила, что прямые волосы сделают меня счастливее. В тот день, когда Фрэнк… когда он отправился к Иден, я поехала домой и сама обрезала ножницами. Холли на следующий день подровняла.

В серых глазах полыхнуло сочувствие. Тони отпил чая и устало посмотрел на наручные часы. Не золотые, а деревянные, с темно-красным отливом, со скандинавскими рунами вместо цифр.

Джун всегда нравились такие незначительные детали, которые отражали внутренний мир Тони. Он мог бы нацепить даже самодельные бумажные часы, и все равно никто не усомнился бы в глубине его мышления. Он был цельным человеком и четко знал, к чему стремился в жизни… А Джун до сих пор как лист на ветру: сплошные сомнения и поиски.

– Спать будем или как? – раздался смешливый голос Тони, и Джун перевела взгляд от его запястья вверх, к губам, которые дрогнули в понимающей улыбке.

– Можем киносеанс устроить, если хочешь, – пролепетала она, надеясь, что он не заметил обожания в ее глазах.

– Хочу. – На его лице расплылась наглая ухмылка, и до Джун с опозданием дошло, что кино – это в ее спальне. Вообще ночевать придется вместе, потому что так удобнее.

– Можем заказать еды, – взволнованно предложила она, спрыгивая с подоконника.

– Хорошо. – Он скользнул взглядом вдоль ее корсета, задержавшись на приподнятой груди, и Джун прикрылась полами блейзера.

– Прекрати, пожалуйста.

– Что именно?

– Разглядывать меня, – разозлилась она, и Андерсон воззрился на нее, как на синего кита в пустыне.

– Тебе можно, а мне нельзя?

– Я на тебя так не смотрела, – возмутилась Джун и прикусила язык, внося «минус один» к деградации.

Тони поднялся и подошел к ней, молча упрекая. Остановился в полушаге и сложил руки на груди. Джун запрокинула голову, заглядывая в бездонные глаза, обрамленные длинными, загнутыми кверху ресницами. Сердце сжалось от умиления, а Тони сухо сказал:

– Начинай.

– Что?

– Ты соврала. Теперь, согласно регламенту нашего договора, мы должны обсудить твой возмутительный поступок.

Он стоял очень близко, и его дыхание согревало щеку, ласкало губы. Джун облизала их, ощущая вкус фруктовой жвачки.

– Я… понимаешь, я действительно неприлично долго разглядывала тебя, – срываясь в голосе, покаялась она.

– Почему?

– Потому что нравится… м-м… нравится на тебя смотреть. – Она покраснела и отвернулась, но Тони обхватил пальцами ее подбородок и снова заглянул в глаза:

– Тогда почему ты два года делала вид, что я пустое место? – холодно спросил он, и внутри Джун вспыхнула старая обида:

– Почему ты делал то же самое?

Он осторожно провел по ее губам большим пальцем, спустился ладонью вдоль шеи, сжал плечо, закрытое серым льном блейзера.