Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под осиной стояли трое здоровых мужчин: один в шляпе, другой в очках, а третий без всего. Первый вытащил из кармана бинокль и осмотрел Веселый.
— В шахматном, — тихо сказала шляпа.
— Пожалуй, в шахматном, — согласились очки.
— Конечно, в шахматном, — буркнул, который без всего.
Они повернулись и осторожно скрылись в кустах.
Когда вечерние тени исполосовали улицы Веселого, Нетудысбродько сидел возле склада, зажав между ног винтовку никому не известной системы. Года два назад он двинул прикладом свинью, и с тех пор затвор не вытаскивался.
Перед ним на ящиках расположились плотник Савельич и местный тунеядец Жора, который засовывал в дуло горелые спички.
— А в шляпе вытягивает из кармана фотоаппарат особого вида, в сельпе таких нету, и наводит на Веселый. Гляжу, у второго из-под пинжака торчит двухдульный автомат. А поглядел на третьего — так в пятках защипало...
Нетудысбродько вспомнил карикатуру в газете, нагнулся к собеседникам и приглушенно сказал:
— Висить у третьего на заду на манер фляжки небольшая бонба, а на ней стоить буква «А». Смекаете?
Жора хмыкнул, явно смекая. Савельича же описание шпионов не удивило. Он вообще всех иностранцев представлял в водолазных костюмах.
— А чегой-то буква «А»? — спросил он.
— Водородная, значит, — объяснил Жора и сладко зевнул.
— Стали они промеж себя балакать, — продолжал Нетудысбродько. — Говорят по-нашему, а ничего не понять. Намеками, значит...
— Шифром, — вставил Жора.
— Каким тебе шифером! Шифер вон, — Нетудысбродько ткнул пальцем в стену склада, которая развалилась, обнажив горы шифера, мешки цемента и штабеля досок.
— Пропадает матерьяльчик, — вздохнул Савельич.
— Вот и решил я поехать к пограничникам, вызвать овчарку.
— Эк загнул, — усмехнулся Жора, — до пограничников тыщи две километров, и все лесом.
— Зазря ты шпиенов сам не споймал, — сказал Савельич,— премию бы получил.
Нетудысбродько обидчиво выдернул у Жоры винтовку, вытряхнул из дула спички и достал из лопухов тюфяк.
— Бывайте, мне пора на караул.
В штабеле досок была выбрана ниша, устланная пустыми бутылками. Нетудысбродько бросил туда тюфяк, засунул винтовку промеж горбылей и полез на караул.
На следующее утро плотник Савельич проснулся рано от смутного предчувствия. Он вышел во двор, сходил за поленницу, пнул пустое ведро, выругался в адрес кочета и выглянул на улицу.
Прямо на колее стоял небольшой, вроде посылочного, ящичек с забитой крышкой. Савельич оглядел улицу и, пригибая коленки, как ходил по только что вымытому полу, подбежал к находке. Ящичек грузно прилип к ладоням. Так же, на носочках, он вернулся в дом и топориком оторвал фанерную крышку...
В ящичке, одна к одной, стояло шесть пол-литровых бутылок. Они были наполнены прозрачной жидкостью с чуть заметным лимонным оттенком. На горлышках торчали бугры сургуча. «Какая-нибудь химия», — предположил издалека Савельич и соскреб сургуч.
Крепкий, втайне ожидаемый запах пополз из горлышка. «Политура», — все-таки решил он, чтобы потом не разочаровываться, и налил полстакана.
— Ядохимикат, — сказал он вслух, залпом выпил, сжевал перышко лука и стал ждать действия жидкости на организм.
Она сразу поползла в голову.
— А может, не ядохимикат, — решил Савельич и допил жидкость, уже не закусывая.
Остальные бутылки спрятал в подпол. Затем набрал в ноги силы и вышел на улицу —ему хотелось немедленно увидеть Нетудысбродько. Он зашагал по нетвердой улице, высказывая мысли вслух, которые ранее были придавлены трезвостью:
— Все пропью, а топор не пропью. А почему? Потому. Топор есть струмент. Без струмента я уже не верховное существо, а тунеядец, как Жора. Вот напился ядохимикатов, а мой топор на месте, потому плотник без топора что пес без хвоста...
— Эй, Савельич, зайди-ка, — услышал он крик из штаба дружины.
В такую рань Федька Сивоклоков сидел за столом с каким-то новеньким дружинником. В уголке сгорбилась тетка Валентина, промышлявшая продажей семечек.
Уже накачался? — спросил Федька и так долго смотрел на Савельича черными модными очками, что тот два раза успел пошатнуться и один раз устоять. — Будешь понятым.
— Это мы могем, — согласился Савельич и сел на урну.
Сивоклоков нагнулся под стол и вытащил посылочный ящик, в котором было шесть бутылок с лимонной жидкостью.
От неожиданности и восхищения Савельич опрокинулся вместе с урной на тетку Валентину. Получалось, что, пока он шел до штаба, дружинники обшарили его подпол и добыли вещественные доказательства.
Но все шесть бутылок были полны, и он успокоился — этот ящик не его.
— А что, Савельич, — спросил Сивоклоков, — помещается на первый взгляд в этих емкостях?
— На первый — ядохимикаты.
— Какие ядохимикаты? — насторожился Федька.
— Так то на первый, а на второй оно похоже на спиртной напиток самогонного производства, — и Савельич трехступенчато икнул, как никто не умел в поселке.
— А с самогоном и его варением мы боремся,— Федька строго посмотрел на Савельича.
— Оно и правильно, казенка будет вкуснее,— вежливо поддакнул Савельич.
— А посему, — Федька встал и посмотрел на второго дружинника, который с безразличным видом сразу вышел из штаба. — А посему, — опять сказал Федька,— мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт в том, что сего числа уничтожили шесть бутылок самогона желтого цвета путем вылития за окно на почвенный грунт.
Федька кончил читать и сурово посмотрел на понятых.
— Здоров протоколы шкрябать, кость ему в горло, — восхитился Савельич.
— Что ж, — вздохнула тетка Валентина, — образованных нынче что семечек в мешке.
Федька взял бутылку, подошел к окну, которое выходило во двор, высунулся и стал выливать самогон. Струя жидкости ударила в металлическое дно, как первая струя молока в подойник. Федька оглянулся на понятых и включил транзистор. Остальные бутылки он выливал под крикливую песенку о любви.
Понятые подписали акт.
— Вы свободны, — сказал Сивоклоков.
Савельич с непривычки потоптался. Его впервые не задерживали. Чтобы сделать Федьке приятное, он придвинулся к нему и свистящим хрипом, который заменял шепот, сказал:
— Самогончик что надо, пейте на здоровьечко.
И когда Федька воззрился на него мраком очков, Савельич от греха подальше вышел из штаба по одной половице.
Он брел по поселку и думал, что сегодня улицы не такие и везде чувствуется подспудная суетливость. Савельич отнес ее на счет выпитого им самогона. Когда