– А что есть? – удивился Лапа.

– Сейчас узнаем, – пообещал Санёк.

Сбоку от терема размещалась сторожевая вышка. Обзор с нее, надо полагать, был замечательный.

Так и оказалось. И городок ливский – как на ладони: две улицы, пара десятков домов и просторная поляна перед воротами – тоже. И поля окрестные видны, и уходящая на юг дорога.

На поляне, располагавшейся перед распахнутыми городскими воротами, пока что никто никого не убивал. Два воинства выстроились метрах в пятидесяти друг от друга. Предводители – впереди. Надо полагать, шли переговоры, но голосов на таком расстоянии не слыхать.

А что в самом городке?

На улицах – ни одного человека. Зато на стене-частоколе – полно. В основном мирные граждане. Вернее, гражданки. Есть и мужики. Причем с луками. Но с вышки их не достать. Далеко.

Что в этой ситуации следует предпринять?

Для начала посоветоваться с друзьями.

– Стрелков перебить, а этим ударить в спину! – решительно заявил Лапа.

– Втроем? – с сомнением проговорил Санёк.

– Строй им порвем, а дальше наши доделают!

Логично.

– А я вот думаю: почему ярл их не бьет, а разговоры разговаривает? – размышлял Дахи.

– Видать, есть причина, – Медвежья Лапа тоже задумался.

– Сдается, эта причина мне известна, – наконец сказал Дахи. – Людей у нас мало. Ливов-то мы, допустим, побьем, но без потерь не обойдется. А у нас – два корабля, набитых добром. Я думаю: не хочет ярл драться. Хочет нас получить. Без боя.

– А месть? – нахмурился Медвежья Лапа. – Эти ливы наших убили. Кровь за кровь! Так богам угодно!

– Крови и мы у них немало взяли, – возразил Дахи. – Это тебя, Лапа, как барсучиху беременную, в яму поймали, а мы с Сандаром потрепали их крепко. Думаю, с десяток за Кромку отправили, никак не меньше.

– И что ты предлагаешь? – буркнул Лапа.

– Я останусь здесь, – сказал Дахи. – Руки у меня что-то разболелись. Боюсь, подведут. А вы с Сандаром к городским воротам пойдете. Сколько ты стрелков на забороле[3]насчитал, Сандар?

– Пятерых. Остальные – мирные. Бабы в основном.

– Так и должно быть, – пробормотал Лапа. – Ихний ярл всех, кто сражаться может, наружу выгнал.

– Стрелков надо убить… – начал Дахи.

– Надо! – охотно согласился Лапа.

– …А ворота крепости – затворить. Как увидят ливы, что домой им дороги нет, так сразу сговорчивей станут.

– А если они, наоборот, сразу на наших нападут? – предположил Санёк.

– Хотели бы напасть, уже напали бы. Ливам умирать неохота.

– Хорошо придумал, Дахи! – одобрил Медвежья Лапа и осторожно похлопал викинга по спине. – Пойдем, Сандар! Повеселимся!

И они пошли.

На забороло вели две лестницы – слева и справа от ворот. На Санька с викингом никто не обращал внимания: самое интересное было снаружи.

– Ты слева, я справа, – распорядился Медвежья Лапа.

Все оказалось проще простого. Первому лучнику Санёк проткнул руку и спихнул со стены. Второго, к сожалению, пришлось убить: он оказался слишком быстрым – едва не нанизал недавнего пленника на стрелу. Третий мог бы и преуспеть, но между ним и Саньком оказались две бабы. Одна при виде грозного викинга поступила правильно: сиганула с трехметровой высоты, а вот вторая кинулась к лучнику и повисла на нем, вопя по-своему. Вероятно, умоляла спасти. И прикрыла Санька от почти гарантированного попадания.

Убивать ее и безуспешно пытавшегося освободиться лучника Санёк не стал: кольнул лива поверх женского плеча в правый бицепс и не без усилия столкнул обоих вниз. Больше на забороле опасных персонажей не было – только женщины, дети и один храбрый старик, замахнувшийся на врага ножом.

– Не балуй, – по-русски сказал Санёк, вышиб нож: восходящим взмахом меча. И рявкнул по-скандинавски, «включив» боевой голос: – Прочь! Вниз все! Прочь!

И мирные жители дернули со стены. Кто к лесенкам, а кто попросту прыгая вниз: викинг с окровавленным мечом – это очень страшно!

Санёк оглянулся: с другой стороны тоже всё зачищено, но покойников куда больше. Медвежья Лапа не деликатничал. И вообще действовал более успешно, потому что завладел одним из луков, а Санёк вот не сообразил.

А что внизу?

А внизу шли переговоры. Местный лидер с помощью уже знакомого переводчика о чем-то торговался с Хрогниром Хитрецом. Судя по тому, как ярл злобно скалился и теребил рукоять меча, переговоры не ладились.

Ливы не видели того, что происходит на стене, зато хирдманы Хрогнира уже сообразили, что власть на забороле переменилась. И даже закричали что-то ярлу… Очень не вовремя. Санёк еще не закончил вторую часть операции.

– Ворота! – крикнул он Медвежьей Лапе. – Закрыть надо!

– Ага! – Тот махнул прямо со стены.

Санёк тоже так мог бы… не будь на нем столько железа. А с таким грузом недолго и ноги переломать. Спрыгнул Санёк уже с середины лестницы. Чтобы отбить копье, брошенное в спину боевого товарища.

Ливские мирные жители, сгрудившиеся на расстоянии шагов двадцати от ворот, истошно орали. Надо полагать, пытались донести до своих оружных соплеменников, что происходит нехорошее. И до тех наконец-то дошло. Задние оборачивались, видели затворяющуюся усилиями Медвежьей Лапы створку и недоумевали. Викингов они не видели – видели только толпу своих.

– На-ка, – Лапа сунул Саньку лук с пучком стрел. – Паси их!

И занялся второй створкой.

Тут уж и до ливского войска дошло, что происходит что-то неправильное. Задние загалдели. Надо полагать, пытались докричаться до своего господина. Да, это не викинги. Тем бы команда не потребовалась.

Лапа упирался изо всех сил. Санёк тоже не оплошал: вовремя заметил человека с луком, вскарабкавшегося на крышу соседнего дома, и успел первым. Попал. И тут же кинулся к огромному брусу, который выполнял функцию засова. Тяжеленный, сука! Килограммов восемьдесят, не меньше!

– Дай-ка я! – Лапа подхватил брус, словно легонькое поленце, и с безупречной точностью послал его в скобы. Ворота закрылись перед носом у припозднившихся ЛИВОВ.

Операция «захват ливского города» завершилась. Время получать бонусные очки.

Лапа обзавелся вторым луком и вскарабкался наверх. Встал на колено, чтоб снизу был виден только шлем, и тут же послал стрелу в толпу мирных граждан. Толпа шарахнулась в стороны, оставив на земле бьющееся в судорогах тело. Рядом с телом – топор. Выходит, Медвежья Лапа стрелял не из природной кровожадности и даже не для устрашения. Увидел вооруженного – убил.