Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поздравляю, – сказал директор. – Я разговаривал с Телло, он очень вас рекомендовал. Добро пожаловать в Ризому.
Слушая, как директор перечисляет доступные рабочие места, я ощутила необъяснимый страх, сковывающий мое тело. Я могла бы помогать на кухне ресторана или в спа-салоне, выполнять мелкие работы или быть вожатым в детском лагере. Я уставилась на стену, где висела работа Перрена – фотография женщины с изуродованным лицом – и ее взгляд пронзал меня в ответ.
– А как насчет детского сада? – уточнила я почти шепотом, хоть тебя не было дома.
– Да, конечно. У вас есть опыт работы с маленькими детьми?
– Пока нет, – честно ответила я, замешкавшись на секунду.
– Ну, ничего страшного. Если вы хотите работать там, то можете начать с помощника. Когда вы готовы приступить к работе?
– А разве не будет интервью или что-то в этом роде?
– Нет, не для помощников. Разумеется, штатные сотрудники проходят тщательную проверку, а вы будете под их непосредственным контролем. Но мы рады предложить широкий спектр возможностей для наших самых амбициозных участников программы, таких как вы. Это как раз то, что всем нравится в этой работе и доступно абсолютно для каждого, у кого есть талант, независимо от финансового положения или опыта.
В тот момент мой телефон завибрировал. Взглянув на экран, я увидела твое имя и почувствовала мощный прилив адреналина. Отклонив входящий звонок, я снова поднесла телефон к уху.
– Я бы хотела начать сегодня, – уверенно сказала я.
Я никогда раньше не меняла подгузник и не купала ребенка. В яслях было четырнадцать младенцев и десять воспитателей, но все равно ритм работы был бешеный. Войдя в комнату, я сразу же увидела Ташу, девушку, проводившую для меня экскурсию по Ризоме в самый первый раз.
– Добро пожаловать, – мелодично протянула она, широко улыбаясь и слегка подкидывая завернутого в пеленку ребенка. Остальные женщины в белых одеяниях кружили вдоль рядов с детскими кроватками, прислушиваясь к мяукающим сверткам.
– В основном все они – дети актеров и других работников киноиндустрии, – пояснила мне женщина приятной внешности по имени Марлен. – Здесь есть дети знаменитостей, но мы стараемся не акцентировать внимание на этом. Мы делаем все возможное, чтобы уделять одинаковое и беспристрастное внимание всем малышам.
В гардеробной располагался холодильник, посудомоечная машина, комоды, набитые одеждой из органического хлопка, и лежали стопки подгузников разных размеров. Таша и остальные воспитатели всегда были наготове с бутылочками со смесью и детскими нагрудниками. Они говорили мне, что и когда приносить, и иногда давали подержать ребенка. Когда приходило время класть его обратно, я возвращала младенца в кроватку, отыскивая табличку с его именем, и опускала его на матрас, где он сворачивался словно гусеница.
После моей первой смены в яслях я снова встретилась с Телло. На этот раз все прошло более естественно: устроившись в деревянном кресле, я опустила веки и позволила шуму океана разлиться по моему телу. Я ощутила легкое сопротивление, когда фигуры слились воедино под моими веками. Я чувствовала себя на своем месте. Мне наконец воздалось по заслугам, а я заслужила это больше, чем ты или любой другой член Ризомы. Окончив сеанс, я соскользнула вниз по парадной лестнице, теперь казавшейся гораздо приветливее и теплее, чем раньше; а величие здания скорее вдохновляло, чем угрожающе отталкивало. Совсем скоро это станет привычным. Совсем скоро эти этажи будут легко узнавать мои шаги.
Мне давалось одно занятие в каждую рабочую смену в Ризоме, то есть два раза в неделю. Поскольку ты весь день находилась на съемках, уезжать из дома не составляло особого труда. Одалживая машину без твоего ведома, я каждый раз двигалась по горной дороге, охваченная трепетом волнения и нервного возбуждения. В детском саду я работала по четыре часа, а затем шла на сеанс к Телло. Постепенно я хорошо узнала всех малышей, их врожденные качества и привычки. Некоторые были рождены для того, чтобы истошно вопить, а другие же покорно принимали свою участь. Оказалось сложным притупить свое осознание того, где чей ребенок и какие младенцы имели божественное происхождение, будто бы недавно спустившись с вершин Олимпа. Было непросто забыть это и перестать читать в их глазах их особое положение.
Но по вечерам все было как прежде. Иногда ты изъявляла желание провести со мной время – и мы вместе ужинали за бокалом вина. При тебе я старалась сохранять самообладание, подавляя внутри себя эмоциональные всплески, случавшиеся после каждого посещения Ризомы, эту смесь острых ощущений – восторга и страха. Не думаю, что у меня всегда это получалось, но ты, должно быть, не обращала внимания, потому что, казалось, никогда ничего не подозревала, ни разу ничего не почувствовала.
Естественно, я соблюдала правила осторожности, например, не посещала Ризому по средам, зная, что в этот день у тебя сеанс. Лишь однажды я безрассудно нарушила это правило, придя на работу в среду днем и покинув свое рабочее место в яслях. Лишь однажды, рискнув быть обнаруженной, я подошла к комнате, где проходил твой сеанс, и подслушала, затаившись у двери. Мне с трудом удалось разобрать твой голос, по-видимому, ты рассказывала о своем сновидении. Я услышала, как ты говорила о том, что тонула. В ответ раздался глубокий голос твоего наставника, а затем я услышала, как ты рыдаешь взахлеб. Я еле сдержалась, чтобы не открыть дверь и не подбежать к тебе. Я еле-еле смогла оторваться от двери и перестать подслушивать.
После того как я начала работать в Ризоме, мои сновидения окрасились в яркие цвета, словно их окунули в ванну с красителями. Беспокойные и прекрасные сны сменяли друг друга. Войны и кулачные бои с сестрой. Крик моего отца: «Ты фальшивка! Это научная истина, научная истина!» Демон, вытащивший горящее полено из костра и ткнувший им в меня. В одном из сновидений ко мне приходил Рафаэль с хлыстом в руке верхом на беременной лошади с пеной у рта. Он предложил мне сесть на лошадь спереди и, прижавшись к нему, ехать верхом без седла, и я проснулась в холодном поту