Армандо, который видел, как его брата застрелили в Гватемале. Девочка из Гондураса по имени Иоланда, которая была изнасилована вначале членами преступной банды, а затем еще и койотом[32], перевозившим ее через границу. Два брата трех и четырех лет, разлученные со своей матерью во время пересечения мексиканской границы. Когда их нашли, они были на грани голодной смерти. Слушая истории, я ощутила это до боли знакомое чувство, от которого защемило сердце.

– Я хочу у тебя кое-что спросить, – сказал Пол. – Помнишь, я говорил: чтобы понять, как работает киноиндустрия, тебе нужно поработать над настоящим фильмом? Не хочешь помочь мне с моим?

Я смотрела на него, ничего не отвечая.

– Я хотел бы, чтобы на проекте была женщина, – произнес он. – Возможно, детям будет легче открыться тебе, особенно девочкам. Мне так хотелось бы познакомить тебя с Иоландой, если, конечно, мне удастся это организовать.

Я сидела и слушала, как Пол описывает процесс создания фильма на практике, вдаваясь в не особо интересные, весьма нудные подробности – освещение, звук, монтаж. Вскоре единственным источником света на пляже остались фары проезжающих позади нас автомобилей.

Черты лица Пола постепенно слились в одно размытое пятно, как на картине импрессиониста, и его лицо теперь напоминало лунный пепел. Падающая тень делала его лицо изумительно красивым, словно на старом портрете великих мастеров кисти. Кожа на моей правой руке была свезена и волосы на ней стали жесткими. Я отчетливо ощущала вибрацию воздуха между нами и какое-то вещество, которое будто сгущало его.

– Что думаешь? – наконец спросил Пол.

– Мне нужно подождать, пока у Элизы закончатся съемки фильма о Джоан Дидион. После этого я смогу помочь.

– Ах, да. Элиза на первом месте.

– Да, но это не навсегда, – сказала я.

Замолчав, Пол улегся на песке. Снова повисла тишина, и мне не приходило в голову, как ее нарушить. У меня был весьма скудный опыт общения с противоположным полом, все сводилось к нескольким поцелуям, каждый из которых вызывал разочарование. В первый раз, когда язык мальчика проник мне в рот, как будто змеиный язык нанес свой разрушающий удар, мне пришлось бежать в ванную, чтобы вытирать лицо. Пребывая в некоторой растерянности, я наконец прервала тишину:

– Каково это было быть подростком? В мире амишей?

Приподнявшись на локте, он исподлобья взглянул на меня:

– В каком смысле?

– Тебе разрешали встречаться с девочками, или это родители должны были выбирать тебе жену?

– Конечно, мы могли встречаться, – ответил он. – У нас было больше свободы, чем ты думаешь.

Пол аккуратно подвинулся ближе. Мое тело казалось невесомым, а пивная бутылка в моей руке – непомерно тяжелым якорем. И вдруг он поцеловал меня. В тот момент как будто рыболовный крючок прошел сквозь мое тело, своим острым шипом пронзив мою внутреннюю мембрану, которую я представляла себе в виде тонкой материи, с одной стороны, и чего-то грубого и ершистого – с другой. Я отпрянула назад.

– Все в порядке? – неспешно спросил Пол хриплым голосом.

– Все хорошо.

На губах ощущалось покалывание. По коже пробежал влажный холодок, и я задрожала. Спустя мгновение Пол собрал пустые бутылки, и мы направились к стоянке с обмякшими воздушными змеями в руках.

Вернувшись обратно в Малибу, я заметила твой «Мустанг» у дома, но, когда вошла внутрь, ты меня не встречала. Наверху в твоей спальне горел свет, но не было слышно голосов. Я на секунду остановилась, но не стала тебя звать и стучать в дверь. Вместо этого я закрылась в своей комнате. Сидя на кровати, я ощущала, как тот холодок, пробежавший по моему телу на пляже, усиливается. Мои губы все еще гудели, и я чувствовала себя потерянной.

Пол скрылся в ночи и, наверное, уже сидел в своей тем- ной, как пещера, хижине, и все, что у него осталось, – это лишь воспоминания обо мне. Я не могла не думать о поцелуе, ругая себя за то, что отстранилась. Нужно бы- ло просто немного подождать, и, кто знает, может, с обрат-ной стороны материи что-то бы изменилось. На меня как будто надвигалась огромная волна, которая могла быть теплой и обволакивающей, способной понести меня вверх подобно приливу.

Я размышляла о своей неудаче. В доме повисла какая-то тошнотворная тишина. Затем мои мысли переключились на тебя, Элиза. Я вдруг испугалась, что ты не вышла ко мне, так как злилась, что, придя домой, ты не обнаружила меня на месте, что я не дождалась твоего возвращения. А вдруг ты была недовольна моим отношением к тебе или выполнением мной своих обязанностей? Или, может, тебе каким-то образом стало известно о моей тайной жизни в Ризоме. Лежа на кровати в полной тишине, которая словно обвиняла меня в чем-то, я была почти уверена в правильности своих мыслей.

Наконец я провалилась в объятия Морфея. Мне снилось ночное небо и воздушные змеи на его фоне, напоминающие скатов в мутной воде. Проснувшись рано утром в состоянии страха, я побрела на кухню, чтобы приготовить завтрак. Потом спустилась ты, бледная, пошатываясь от бессилия. Я предположила, что виной этому похмелье.

– Ты в порядке? – спросила я еле слышно.

– Я просто устала. Спасибо за кофе, – ты старалась не встречаться со мной взглядом. – Слушай, помнишь, я просила перенести прием у гинеколога? Не могла бы ты позвонить и узнать, смогут ли они принять меня как можно скорее?

Ты обратилась ко мне как к своему ассистенту, а не как к другу. Я тут же сделала звонок. Ты сидела на кухне с комбучей и йогуртом перед собой.

– Они могут принять тебя сегодня утром, – сообщила я.

– Передай Лоренцо, что я приеду к одиннадцати. Скажи, что возникли неотложные дела, необязательно говорить какие.

Встав из-за стола, ты пошла наверх. Через двадцать минут с еще влажными после душа волосами ты уже сидела в своем «Мустанге», готовая умчаться прочь, даже не попрощавшись.

Я расхаживала по дому, а затем взяла свои рисунки. Пристально всматриваясь в них, я пыталась увидеть их твоими глазами. Для тебя, наверное, они будут выглядеть каракулями сумасшедшего. Ты хвалила мои работы лишь из благородства. Ты говорила не то, что думала на самом деле. Было глупо верить, что ты мне когда-либо поможешь, что станешь для меня кем-то бо́льшим, чем просто работодатель. Здесь я находилась на службе у твоего успеха и никак не наоборот.

В тот день я не решилась поехать в Ризому, оставшись дома как служанка. Когда ты вернулась поздно вечером, на тебе лица не было. Я вышла к тебе, и, встретившись со