Пешеходный поток меня удивил. Когда я только начала летать в Англию – в основном, по работе – найти хоть какие-то открытые заведения в воскресенья и после пяти вечера в будние дни было невозможно. А здесь магазины работали немногие, а вот кафе и рестораны – практически все. Я притормаживала около каждого, чтобы прочитать меню и заглянуть внутрь. Поначалу я хотела лишь прогуляться. «Может быть, поужинать заодно?» – заколебалась я. Но «Кориандр» оказался закрытым; столы белели свежими скатертями, уже приготовленные к новой смене. А табличка в окне оповестила меня, что ресторан не работает по воскресеньям и понедельникам.

Пройдя дальше, я обогнула церковь и поискала глазами тропку, что, по словам Самира, должна была привести меня к Розмеру. Довольно быстро я увидела ее. Тропинка вилась по полю, мимо маленького пруда, а потом вдоль шеренги высоких кустов, которые я приняла за рододендроны. Я направила по ней свои шаги. Пересекла ручей по крошечному старинному мостику и остановилась полюбоваться на густые заросли. Ответвлявшаяся от тропинки узкая стежка привела меня к верхней части деревни. Замерев, я оглянулась в недоумении: как же я проскочила нужный поворот? Но оказалось иное: я просто-напросто пошла в другом направлении. Розмер виднелся вдали – безмолвный, величественный, прекрасный. Все бреши, трещины и изъяны с такого расстояния были невидны.

На мгновение я представила себе, как могла выглядеть усадьба, когда в чистые окна струился солнечный свет, коридоры и лестницы оглашал топот бегущих вниз или вверх ног, а в комнатах звенели голоса людей.

Я все же поднялась на вершину холма и оказалась на уже поросшей травкой поляне, с которой открывался вид на лес и небольшое озеро. Не оно ли дало название поместью? «mere» ведь значило на староанглийском «озеро, болото, топь». А еще моим глазам предстала вся деревня – в своей причудливой хаотичности, с дорогами, стекавшимися к центральной площади со всех сторон. Когда-то они, наверное, были грунтовыми просеками, проторенными телегами сельчан и копытами животных.

При мысли об этом ощущение истории и бесконечного времени снова захлестнуло меня. Сейчас я стояла на этом холме. А сколько людей стояло тут до меня? И сколько еще будет останавливаться здесь после меня?

У меня даже дух захватило! Я почувствовала себя такой маленькой, пылинкой в человеческой истории. И в то же время я испытала странное умиротворение. Моя жизнь имела значение, хоть и была короткой вспышкой в вечности.

Немного вспотевшая, но заметно взбодренная свежим воздухом и прогулкой, ставшей отличной тренировкой для ног, я спустилась с холма вниз и пошагала по узкой улочке. В глаза бросилась беспорядочная застройка. Старые, уже ветшавшие сельские домики с соломенными крышами соседствовали с трехэтажным особняком в викторианском стиле, а рядом с ним стояли современная, «практичная» коробка из пятидесятых годов и пара типовых коттеджей. Но независимо от стиля построек, все палисадники пестрели буйством весенних красок – яркими тюльпанами любых сортов и видов, пастельными россыпями гиацинтов, живописными кизилами и свидинами. Какая-то женщина, наклонившись и выдергивая сорняки, напевала песенку, не обращая внимания на то, что ее голос из-за сбитого дыхания, то и дело прерывался.

«А что могло бы цвести в садах Розмера? – задумалась я, абсолютно не сведущая в садоводстве. – А ну, как мне не понравится копаться в земле и сражаться с сорняками?» Мама была одержима цветами, но из этого не вытекало, что ее страсть передалась мне.

Из-за угла коттеджа вышел мужчина с тачкой, полной рассады. Я не сразу выделила его из общей картины. А лишь когда он вскинул на меня глаза, и его лицо осветилось неподдельной радостью:

– Оливия! Вы пришли повидаться со мной?

Это был Самир – в заляпанных грязью джинсах, в садовых перчатках на своих большущих руках и с волосами, пуще обычного выбившимися из-под контроля.

– Нет… То есть, я могла бы… Но я просто гуляла, – замолкла я, любуясь палисадником, расцвеченным тюльпанами, нарциссами и гиацинтами, которые росли и в других садах, но почему-то именно здесь были самыми пышными и эффектными. А еще – какими-то стелющимися растениями с нежными зелеными листочками и яркими трубчатыми цветками. – Это ваш цветник?

– Да, – уперев руки в бедра, Самир покосился назад через плечо. – Должен признаться, что не я это сажал, но я поклялся ухаживать за ним в соответствии с условиями аренды. Красиво, правда?

Я кивнула:

– Повезло вам.

– Хотите чаю? Или кофе? – склонил голову к двери Самир. На его подбородке вокруг бороды небритой щетиной наметились баки, а грациозный изгиб шеи вызвал у меня в груди странный трепет. Мне захотелось посмотреть, как он жил. Посидеть рядом с ним.

– Да, – ответила я и позволила себе зайти в калитку. Слегка взволнованная, я указала на цветы у забора: – Как они называются?

– Примулы.

– Очень веселые.

– Они такие, – усмехнулся Самир. – А тюльпаны довольно кичливые. Мнят себя лучше остальных цветов.

– Но они действительно очень нарядные. Я словно свернула с дороги на аллею Тюльпанов.

– Садоводство в этих краях – соревновательный спорт.

– Да, я уже это поняла. Джокаста предупредила, что мне придется освоить технику выращивания плодовых и цветочных культур.

– Значит, вы ей позвонили?

– Да. Мы встретились во вторник, и она заверила меня, что хочет снять программу об усадьбе.

– Это же здорово! – Самир тряхнул головой, чтобы смахнуть с лица кудри, потом стянул с рук перчатки и бросил их в тачку. – Заходите!

Он придержал дверь, и я проскользнула мимо парня в дом, призывая себя не терять головы. Внутри солнечный свет, проникавший в широкое панорамное окно, заливал комнату, показавшуюся мне одновременно очень «мужской» и очень уютной. Под окном стоял диван, обтянутый тканью, похожей на твид; с подлокотников свисало яркое, цветастое покрывало. Все полки были заставлены книгами. Стопки томов грудились также на стульях и вдоль стены. Огромный сиамский кот, нежившийся в лужице солнца, приподнял голову при нашем появлении и приветственно мяукнул.

– Какой милый! – растрогалась я и, протянув руку, погладила его по кремовой спинке с рыжевато-коричневыми полосками.

Самир, наклонившись, почесал коту брюшко.

– Это Билли. Он как тряпичная кукла. Мое единственное ценное приобретение от брака.

– Брака? – в ушах немного зашумело. – Вы выглядите слишком молодым для человека, уже успевшего жениться и развестись.

– Брак оказался несчастливым, – пожал плечами Самир. – Но я, на самом деле, не такой молодой, – его длинные пальцы подтолкнули подбородок кота вверх. – И мне сказали, что я стар душой.

– Вы? – я все ласкала кота, ощущая под ладонью тихое, довольное урчанье. – А я иногда чувствую себя белой вороной.

Самир покачал головой:

– Нет, вы – птица редкая. Ясноглазая и прозорливая.