– Ха! Спасибо…

Воздух между нами снова заискрил; по коже словно пробежал электрический заряд. Мне захотелось посмотреть на его губы.

Но вместо этого я отвела взгляд на книги.

– Вы, похоже, большой чтец, – «Что я несу?» – Извините, глупость ляпнула. Язык мой – враг мой: прежде ума говорит.

Самир тихо рассмеялся:

– Все нормально. Проходите на кухню. Будем пить чай. Он поможет.

«Чем? – озадачилась я. – Вернет мне достоинство? Или благоразумие?»

Кухонька была крошеной, но распахнутая дверь выходила в задний сад, и Самир жестом указал на него:

– Полюбуйтесь пока, а я поставлю чайник.

– Хорошо, – я поспешила выйти в сад, чтобы снова не выставить себя идиоткой. И, выйдя на воздух, поспешила сделать глубокий вдох. Нос уловил ароматную прохладу, повеявшую от едва зеленоватых теней. Задний сад оказался таким же красивым, как и палисадник. Гармония присутствовала во всем – и в композициях растений, и в их подборе по высоте. В дальнем углу стояла небольшая теплица, а за забором холм круто уходил вниз, открывая вид на поля с одной стороны и причудливую мозаику из крыш, крытых одинаковой красно-коричневой черепицей, с другой.

Как только я уселась за маленький стол, кот медленно подкрался ко мне и мяукнул. Я похлопала по коленке:

– Залезай, я не против.

Тушка весом в пятнадцать фунтов тут же запрыгнула и распласталась у меня на коленях.

– Спасибо тебе, – тихо поблагодарила я кота, поглаживая мягкую пушистую шерстку на брюшке. – Мне сегодня так необходима чья-то бескорыстная любовь, – Билли щелкнул по моей руке хвостом. – Все-то у меня пошло кувырком, а поговорить не с кем. Ни мамы, ни собаки у меня больше нет. И я чувствую себя немного растерянной. Не знаю, как дальше жить…

Кот замурлыкал, повернул голову и посмотрел на меня – прищурив голубые глаза (мне кто-то говорил, что это признак доверия).

– Ты такой душка, правда?

Билли моргнул, и я подмигнула ему в ответ – похоже, коту тоже хотелось любви. И мне стало легче. На дереве поблизости защебетала какая-то птаха, вдали зашумела косилка. Над рядком неизвестных мне белых цветочков закружилась пчела, и я, еще раз погладив кота, позволила себе испустить долго сдерживаемый вздох.

– Он всегда так действует на людей, – сказал Самир, поставив на столик поднос с заварочным чайником, чашками и блюдечком с печеньем. – К сожалению, мне больше нечем вас угостить. Ко мне не часто захаживают гости.

– Мне очень нравится английское печенье.

Лицо Самира осветила улыбка; он налил чай в чашки:

– А что, в Америке печенья разве нет?

– Такого нет.

– Что значит «такого»? – хмыкнул парень.

– В рецептуре английских бисквитов идеально соблюдены пропорции. Умеренность и сдержанность во всем.

– Это присуще всем англичанам, – еще шире улыбнулся Самир. – Сахар? Молоко?

– И то, и другое, пожалуйста.

Самир добавил в мой чай сахар и молоко, размешал и поставил чашку у моей правой руки. А потом передал мне на бумажной салфетке пару печений:

– Не будем беспокоить Билли, да?

– Конечно, не будем, – снова заскользила я рукой по нежной шерстке, находя в этом движении успокоение. Мне опять задышалось легко. Моя жизнь была чересчур ненормальной последние месяцы. – Сколько ему лет?

– Сказать по правде, не знаю. Он однажды заявился в задний сад – как к себе домой. Да так и остался.

– А кто-то, быть может, по нему скучает!

– Я пытался разыскать хозяина, объездил всех местных ветеринаров и кошачьи приюты. Но так никого и не нашел.

– Значит, этот кот был сужен вам, – подняла я глаза на Самира.

Парень кивнул – с легкой грустинкой. И я подумала: «Он появился мне помочь перенести разрыв». Самир потрепал Билли за ухом, и кот тихо, довольно мяукнул.

– А у вас есть домашние питомцы?

– Была. Собака… Она умерла несколько месяцев назад.

Самир не отвернулся, как частенько поступают люди, когда ты признаешься им в своих невзгодах и горестях. А продолжая глядеть мне прямо в глаза, сказал:

– Значит, вы всего за несколько месяцев сломали ногу, потеряли собаку, похоронили мать и унаследовали титул, о котором даже не подозревали?

Мои брови взметнулись вверх:

– В вашем изложении звучит ужасно. Как будто я пережила то, что человеку не по силам вынести.

– Но так оно и есть.

– С ногой и собакой все случилось в одну ночь, – я отпила еще глоток чая; мне показалось, что он придал мне крепости духа. – Стрела была старой, под шестнадцать лет. Но все произошло неожиданно – она просто начала задыхаться. Я повезла ее в ветеринарную лечебницу, но спасти Стрелу не удалось, – я прокашлялась. – В ту ночь шел сильный дождь, а я была не в себе, когда поехала домой. И разбила машину, – в ушах снова зазвенело бившееся стекло, перед глазами замелькали проблесковые огни мигалок и встревоженное лицо врача, осматривавшей меня. – Все случилось в один миг, но я сломала правую голень, повредила легкое и провела в больнице девять дней.

– Оливия! – наклонившись вперед, Самир сжал рукой мое предплечье – почти что повторив жест сестры, которым та меня уже однажды успокаивала. – Может, вам добавить в чай бренди?

Я рассмеялась:

– Билли и бисквиты утешают лучше…

Я отвернулась от доброты его взгляда, ощутив и смущение из-за того, что раскрылась Самиру, и странное успокоение. Как будто поделившись с ним, я облегчила – пусть и ненамного – то тяжкое и тягостное бремя ужаса, что надо мной довлело.

Когда молчание затянулось, я виновато посмотрела на парня:

– Простите… Наверное, я чересчур вас нагрузила…

Самир расслабил руку, но уже через секунду его пальцы обхватили мое запястье:

– Вовсе нет. Я просто искал верные слова. Чтобы они не показались вам дежурными. Мне, правда, очень жаль, что вам все это пришлось пережить.

Река эмоций, клокотавшая в моей груди, уже готова была выплеснуться наружу слезами, и я поспешила кивнуть:

– Спасибо.

Словно прочувствовав мое состояние, Самир выпрямился:

– Хотите посмотреть мои книги?

– Да.

– Я всегда любил читать, а, вернувшись в деревню, я целый год ничего не делал. Только читал. За что бы я тогда ни брался, мне ничего не удавалось. И с людьми я общаться не мог. В итоге я арендовал у маминого приятеля этот коттедж, мы с Билли изолировались от мира. И я погрузился в чтение.

– Этим закончился ваш брак?

Самир кивнул, скривив лицо в кислой мине: