– А ну-ка, признавайся, как мы можем улучшить эту нелепую модель?

Теперь смеялась я.

У Баи узкие глаза, а через бокал казалось – они расщелинами тянутся за окружность головы.

Но Баи не отступал и требовал, чтобы я изменила рисунок торсионов.

Когда вам приказывает инопланетянин со щелями вместо глаз, вы волей-неволей подчинитесь. Я подошла к стереоэкрану, уточнила, откуда и куда теоретически планируется лететь, всмотрелась в рисунок звезд и начертала новый наряд для такого случая.

– Как он называется? – завис надо мною Баи. Он внимательно наблюдал за моими манипуляциями.

– Это древнеримская стола, я ее слегка осовременила! – гордо заявила я, глядя на мелкоскладчатую колбасу, перетянутую двумя тонкими поясками. Баи оставался серьезным и сохранил мою новую схему, введя ее в память компьютера.

– Тебе понравилось? – поинтересовалась я.

– Надо сделать расчеты… – буркнул он и бросился в свой кабинет, забыв о недавней депрессии и ничего не замечая вокруг.

Из самолета муж позвонил мне и сказал, что у него самая гениальная жена.

Оказывается, моя схема гораздо лучше подходила для пространственного туннеля или, может, не туннеля: я не смыслю в физике космоса ровным счетом ничего.

Баи вернулся с конгресса триумфатором. Но странным был его триумф.

– Разрази меня гром! – сказал он в крайней растерянности, так задергав свои волосы, что шевелюра у него сбилась на одну сторону. О том, что Баи посетило очередное научное прозрение, я догадалась по его привычке грызть мелкие предметы, попадавшиеся под руку. Соломинка от коктейля была измочалена так, что половина ее сплющилась в ленту, скрутилась спиралью и свисала с нижней губы супруга. Баи, глянув на спираль невидящими глазами, недолго думая, принялся обгладывать другой конец соломки, поминать всех дэвов, коситься в мою сторону и бормотать: „Нет, это невозможно, невозможно… Куда там ей?“

Я чувствовала, что каким-то образом его растерянность связана со мной и схемой „наряда“ на стереоэкране.

Но выжидала. Баи все скажет сам.

Так и вышло.

Он вкрадчиво приступился ко мне:

– Айока, как ты изобретала наряд?

Я не спешила с ответом: сейчас Баи все равно не слышит меня. Он слонялся по кабинету, все больше перед рабочим экраном с объемной голографической картиной звездного неба, и пялился на звезды и строки уравнений, занявших все поле экрана.

Потом он рассказал вот что:

– Стоило мне назвать торсионную схему „нарядом“, и все подхватили это слово. Название просто само легло на язык. Даже на все языки. Японцы, американцы, русские, европейские астрофизики, пакистанские и китайские исследователи, – со всех сторон только и слышалось: „нарядить звездолет“. А старец Гаспар Бессон добавил: „Не хватает только белошвеек, чтобы плести кружева на звездах-коклюшках!“ Но никто не оценил его шутку. Вернее, наоборот, принялись живо обсуждать то, что сказал француз Гаспар, с точки зрения работы с торсионными моделями. И этот старый дурак весь вечер просидел в недоумении: как так вышло – подкинул повод для теоретических споров, но сам не возьмет в толк, что такое изрек? …Айока, ты закрутила все это, теперь скажи, что делать?

– Что делать астрофизикам? Ты о чем, Баи?

– Разве я не сказал тебе, что у нас все готово для старта первого корабля? На его борту самый совершенный электронный мозг будет создавать торсионную схему метаморфирующего пространства.

Я подняла брови.

– Метаморфоз – изменение формы. Превращение чего-то во что-то совершенно другое. Пространство метаморфирует – значит изменяется, искривляется…

– Постой-постой, вы до чего там на своей конференции договорились? Зачем пространству метаморфировать? Чем это обернется для Земли?

– Айока, звезда моя, ничем плохим не обернется! В том-то вся прелесть работы с торсионами! Ты работаешь так аккуратно, чтобы ни одной своей частью наряд не касался материальных объектов вселенной, чтобы весь он, какой бы замысловатой формы ни получился, лежал в межзвездном пространстве. А в космосе очень много пустоты. Можно сказать, что космос – бескрайняя пустота с редкими крохами вещества. И вот вместо того, чтобы по привычке работать с материей, мы совершили революционный переворот в науке: мы готовы работать с пустотой – сжимая ее, скручивая, сворачивая и, возможно, даже завязывая в узлы!

– Ничего не понимаю. Кто-то создает объемную схему, сидя на стуле у экрана, а в результате настоящий корабль переносится на огромные расстояния?

– В том-то вся прелесть! Гениальное – просто! Этот „кто-то“ не просто начертает наряд: он расположит и сориентирует торсионные поля на модели нужным образом, так чтобы они образовали пространственный туннель. Для настоящего космоса торсионная модель служит образцом, лекалом, по которому в пустоте начинает деформироваться пространственно-временной континуум…

– А он, континуум, раньше деформировался?

„Континуум“ – красивое слово. Я успела подумать, не ввернуть ли его в текст рекламы перфоманса с моделями? Креативно получится!

– Еще как деформировался, мы наблюдаем это везде и всю свою жизнь. Каждая звезда, каждая планета деформирует пространство-время вокруг себя. Это называется – гравитация.

Баи хотел добавить, что суть гравитационного эффекта знает каждый школьник. Но вовремя передумал. И правильно: не люблю, когда он щелкает по моему носу своей ученостью. Еще на заре нашей совместной жизни Баи убедился в этом на собственной шкуре.

– И чем замечательно твое открытие?

– Межзвездные полеты! – Баи гордился собой. – Полеты на кораблях без горючего, без двигателей, вернее, с двигателями, но только для маневрирования на орбите, – а большего от новых звездолетов и не требуется! Можно бы, конечно, создавать наряд и для полетов с планеты на планету, но это опасно.

– Чем опасно?

– Х‐х-х… – выдохнул Баи, подбирая слова и надеясь, что меня отвлечет неожиданный телефонный звонок и объяснять ему не придется. Тут-то смартфон и позвонил. Но я, не глядя, сбросила вызов, а телефонишко демонстративно зашвырнула в аквариум – бриллиантовые стразы на его корпусе сверкнули на лету и погасли в воде. Иногда, знаете ли, количество непоняток становится критическим и надо вникнуть в тему как следует, иначе завтра мне с моим гением просто не о чем будет говорить.

– Вы предвидите опасность. Так? – принялась уточнять я. – Опасность для корабля? Для планеты? Для Солнечной системы? Вы предвидите опасность космического масштаба, но упорно двигаете свои исследования? Это очень характерно для астрофизиков!

– Хорошо-хорошо, я тебе все объясню! Зря ты нас демонизируешь! – стал оправдываться Баи. – Чем дальше корабль в космосе, тем безопаснее работа с торсионными моделями. …Мы уже готовы называть торсионные модели нарядами. Это твоя идея, и она замечательная. Для создания пространственного туннеля нужно очень много пустоты – парсеки пустоты, гигапарсеки пустоты. Как будто ты шьешь очень длинное платье и тебе нужно много ткани…