Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто так снимает сапоги? Если на то пошло, то упираться следует не в грудь, а в… – он многозначительно глянул на мой зад.
Отсел подальше и стянул обувь самостоятельно.
Мне ничего не оставалось, как молча наблюдать за его действиями. Я расселась на полу и обхватила колени руками. Задумчиво произнесла:
– А кто обычно помогает Вам раздеваться?
Он хмыкнул. Усмешка искривила уголок его рта.
– Дома слуги. В путешествиях предпочитаю самостоятельно справляться. А вообще я люблю, когда раздеваться мне помогают хорошенькие барышни.
Последнее утверждение я пропустила мимо ушей. А вот с прислугой надо разобраться.
– Мне необходимо изучить всех, кто имеет к Вам доступ. Иначе я не смогу исполнять свой долг.
Он будто и не слышал. Вместо того чтобы обсудить мои функции, продолжил болтать про девок:
– Вот скажи, как я теперь смогу уединяться с хорошенькими куртизанками? Мне не очень-то нравится, когда за мной наблюдают.
Была бы возможность – надавала ему оплеух. Но вместо этого я закатила глаза и огрызнулась:
– Подглядывать не стану, не имею такой привычки. Но проверить каждую претендентку должна: «хорошенькие барышни» часто оказываются изменщицами и отравительницами.
Хозяин окончательно развеселился:
– Интересно посмотреть, как ты станешь выбирать для меня кандидаток. Пожалуй, это будет забавно.
Я подавила обиду и уткнулась лицом в колени. Нет, ему ничего не объяснишь. Даром пройдут мои знания и навыки, хозяину они явно ни к чему. Как и я сама.
Эмпат уловил смену моего настроения и чуть ли не ласково проворчал:
– Не волнуйся ты так. Мои способности позволяют если не видеть людей насквозь, то, как минимум, чувствовать их настрой.
Он помолчал и добавил:
– По этой причине мне сложно найти себе походящую спутницу на ночь. Притворство, знаешь ли, больно ударяет по самолюбию.
Искренние нотки в голосе заставили меня иначе взглянуть на его обладателя. Или это действие «приворота»? Как бы то ни было, я задрала голову и задала мучивший меня вопрос:
– Зачем Вам телохранитель?
Почувствовала смятение и тоску. Не ожидала, что мой скромный вопрос вызовет такие эмоции у цесаревича. По его жизнерадостному и слегка ехидному лицу пробежала тень. Рука небрежным жестом провела по волосам: черные, как космическая бездна, они блестели в приглушенном свете люстры. Тонкие губы сложились в вымученную улыбку.
– Захотел.
Неожиданный ответ. Что и говорить, умеет Его Высочество поставить в тупик.
– А если серьезно? – я отважилась переспросить.
– Надоело, – процедил он. – Все надоело: бесконечные приемы, приторные люди и яства. Один обман, он преследует меня всюду.
Его мягкий и теплый голос впивался в сердце, как острый нож. Ранил и доставлял мучения.
– И Вы решили отгородиться от людей щитом в виде телохранителя, – удивленно прошептала я. – Разве это избавит от обмана? От необходимости вести дела с непутными людьми?
– Нет. – Он покачал головой. – Но я хочу, чтобы рядом был кто-то честный. Кто-то, кто думает то, что говорит. И говорит то, о чем думает.
– Но Вы могли выбрать более достойного кандидата. Среди элитчиков полно годных ребят.
– Ты не понимаешь, – отмахнулся цесаревич.
Я позволила себе пристальный взгляд и властный тон.
– Так объясните?
Он с глухим стоном навзничь упал на кровать. Закинул руки за голову и проговорил, уставившись в потолок:
– Когда с Тифона пришло сообщение о нападении на корабль Аделии, мой отец был в отъезде. Раф давно не в ладу с Медведем, а потому рвался в бой. Дабы предупредить конфликт и выяснить все обстоятельства дела, я сам взялся за расследование. Можешь смеяться, но мне вдруг захотелось побывать на загадочной базе телохранителей. Редко выпадает случай сбежать с Земли, вот и ухватился за возможность.
Я встала напротив, уперла руки в бока и застыла. Признание цесаревича звучало так искренне, и мне не терпелось услышать продолжение.
– Лин, следуя указаниям Императора, не позволил мне сойти с корабля, – пояснил цесаревич. – Но привел тебя на допрос. Так я узнал, что заблуждался насчет наемников.
Он замолчал, но меня такой ответ не устроил. «А что потом?!» – хотела крикнуть на всю каюту.
Не рискнула. Но цесаревич не стал больше мучить меня ожиданием. Выждав секунду, продолжил:
– Отец спросил, что подарить мне на день рождения. И я предпочел телохранителя. Император вознегодовал, но слово сдержал. Отпустил меня на Тифон и позволил самому сделать выбор.
Сказать, что я просто ошалела, значит, не сказать ничего. Телохранитель может быть кем угодно, но чтоб подарком на днюху?.. Об этом слышала впервые.
– Не думай, будто стала всего лишь прихотью императорского отпрыска, – фыркнул цесаревич. – За двадцать с небольшим лет мне до того надоели постные физиономии слуг и услужливые маски гвардейцев… Всегда хотел иметь кого-то рядом, но отец не позволял даже щенка завести. Он учит меня быть жестким и избегать привязанностей. Потому и наставников постоянно меняет: Лин, к примеру, второй за прошедший год.
– Я не щенок! – вырвалось у меня.
Его Высочество рывком спрыгнул с постели. Подошел слишком близко. Так близко, что я уловила памятный до боли древесно-мускусный аромат. Сильные ладони обхватили мои запястья. Яростный взгляд голубых глаз прошил до пят.
– Знаю. – Его теплый голос окутал меня махровым покрывалом. – Я просмотрел всех «птенцов», но ни один не вызвал во мне желания приручить. Только ты.
Он спохватился и отпрянул. Лицо его искривила насмешливая улыбка.
– Люблю сложные задачки. А ты, мой закаленный орешек, как раз из таких.
Словно забыв о моем существовании, цесаревич откинул край покрывала и забрался на кровать. Взбил подушку и с видимым удовольствием уткнулся в нее носом. Не поднимая головы, похлопал по другому краю постели.
– Ложись, подробности совместной жизни обсудим потом. Для начала нужно выспаться.
– Это Вы мне? – вопросила я.
Он перевернулся на спину и парировал:
– Здесь есть кто-то еще?
Я поджала губы и недовольно проворчала:
– Телохранителям не положено спать в одной койке с хозяином. Рядом посижу.
В подтверждение своих слов я подтащила к ложу массивный обитый мягкой тканью стул. Оседлала его и облокотилась на спинку.
– Так дело не пойдет, – возразил цесаревич. – Не хочу, чтобы телохранитель падал с ног от усталости.
Он поднялся, задумчиво поворошил волосы у себя на затылке и выдал: