— Да, ну и кем же, — спросил он после этого, — был твой дядя?

— А вот это и есть вопрос, — сказала Софи. — Послушай: поговорив с ним там, за углом дома, я побежала к родителям — на большую поляну перед домом… она была заставлена столами с тентами, гостей было очень много в тот раз, но я всё же нашла среди них маму, раскладывающую воскресного петуха по тарелкам, и сказала, что я хочу у неё что-то спросить — на ушко… Почему на ушко — не могу тебе объяснить, ну, значит, что-то я почувствовала… А мама сказала: позже, ты же видишь, я занята. А позже я забыла, я заигралась с детьми, дядю я больше не видела… нет, я замечала какую-то шляпу в толпе гостей, она там перемещалась… но я уже не обращала внимания и даже не знаю — была ли это его шляпа… И только когда гости разошлись и меня укладывали спать — оба родителя, ну да, у них, очевидно, был прилив родительского чувства после комплиментов, сделанных мне гостями… я у них спросила: «А этот наш дядя в шляпе, он кто?» «Какой дядя?» — спросил отец. «Какой дядя, какая шляпа?» — спросила мама. «Там не было никакого нашего дяди», — сказали они после этого почти синхронно, от чего я засмеялась и закричала, запрыгав на кроватке: «Он был, он там был, он там был!» И вот, Лев, представь себе, я до сих пор не знаю, был он там или не был, да и вообще, если был, то — кто он? Я иногда его вспоминала и спрашивала родителей, а они отшучивались, говорили, что я маленькая фантазёрка, — Софи замолчала и посмотрела на Ширина.

— Так вот в чём дело, — сказал он. — Ты, стало быть, хочешь, чтобы я нашёл твоего дядю? Или, если его нет, но был… чтобы я узнал, что это было… или — было ли оно вообще, или… что? Ты что, для этого побеспокоила знаменитого детектива?!

— Нет! — засмеялась она, и Лев подумал: «А может, и правда без повода?» — но он боялся, что ли, сглазить, поспешить… и немного продолжил дурачиться — вместо того чтобы уточнить, а зачем же тогда, собственно…

— Я понял: ты просто начиталась скандинавских детективов! — вместо этого сказал он. — Все эти дядюшки-скелеты в погребах, насилующие своих собственных детей-внуков-племянников… Ну да, ну да, и вечно фашиствующие при этом… Ты читала Стига Ларссона?

— Нет, только видела фильм.

— Фильм плохой, но неважно…

— Ты прав, я об этом как-то не подумала…

— О чём?

— Ну, о влиянии скандинавского детектива на мой рассказ, — улыбнулась Софи.

Ширин вспомнил о её татуировках, которые знал больше со слов Паши, а сейчас они вообще были не видны — под «ветровкой» оказалась кофточка с длинными рукавами, — он хотел было спросить, читала ли она рассказ Брэдбери «Татуированный человек», но не стал, боясь показаться занудой: «А вы читали последнюю вэщь Вальзера?..»

— Так это ты придумала? — спросил он.

— Нет. Но это же не значит, что это нельзя превратить в рассказ, правда?

— Правда. Хуже, если в стихотворение.

— Почему хуже? Ты что, читал мои стихи?

— Нет, я писал свои, — сказал Лев. — Ну да, в юности, нигде никогда не публиковался. Обычная история, ну кто же их не писал… А твои печатались?

— Да. Но уже очень давно… я перешла из них в прозу, довольно просторную — по сравнению… но и стихи где-то тоже можно найти, да… Так вот: я рассказала тебе эту историю — которая, наверно, ляжет в основу рассказа… Не говоря о том, что она была в… но нет, об этом чуть позже… Так вот, это было просто как пример, Leseprobe, потому что я уверена была, что ты меня не читал.

— Да я даже не знал, что тебя можно читать! — воскликнул Лев. — Иначе уж почитал бы, конечно, перед свиданием. Чукча-то читатель!

— Что это значит?

— Ну, неважно, анекдот такой, — Лев подумал, что ему не хочется сейчас сыпать историческими остротами, хотя эта её бы и рассмешила, наверно…

— Так ты — писательница? — воскликнул он. — Прости, я не очень-то слежу за «актуальной литературой». Тем более с тех пор, как сменил работу… Редко что-то попадается… Впрочем, я ведь и фамилию твою не знал.

— Я работаю в баре не потому, что мне нужны деньги, — сказала Софи.

— О, так ты не просто писательница, бери выше — автор бестселлеров? — всплеснул руками Лев.

— Ммм… Не совсем. Просто у нашей семьи есть деньги, всегда были. Изначально.

— А зачем же ты тогда там работаешь?

— Потому что мне нужны… истории.

— Своих не хватает?

— Нет, конечно. Что я видела вообще в этой жизни? Мне всего лишь двадцать шесть лет… Но дело не только в недостатке жизненного опыта… Просто к своим историям я отношусь довольно бережно, приберегаю на то время, когда, во-первых, чужих не будет — не всегда же я буду стоять за стойкой и всё выслушивать… Во-вторых, когда я набью руку для того, чтобы писать о том, что было, — так, как будто этого не было, — она засмеялась, подняла и наклонила бокал, Лев слегка боднул его своей кружкой… И вдруг решил ещё немного поговорить о свободных ассоциациях… Ну, не о прозе же её — которую он не читал, и вот просто чтобы о чём-то всё-таки говорить… Ширин задумчиво произнёс: «Eigentlich…»

— Собственно говоря, — сказал Ширин, — не столько в твоём эскизе Ларссона… сколько в Ларссоне Кортасара.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я имею в виду рассказ «Слюни дьявола» — ты не читала? Идея в том, что можно увидеть на втором плане фотографии что-то, что так не увидишь, какую-то тайну тайны тайны… Если её увеличить — фотографию… Только в этом смысле, а так ничего общего, конечно, не думай, я не совсем… — не закончив фразу, Лев почему-то глубоко вздохнул.

— Я бы, может, что-то такое и подумала, — улыбнулась Софи, — если бы читала Кортасара… Но я ничего его не читала.

— Я привык уже, что здесь его многие не знают. Это объяснимо, наверно. В Союзе он просто был одним из самых культовых, прости за дурацкое слово, авторов, ну, переводили не так много зарубежных… а здесь — просто одним из… длинного хвоста… — сказал Лев и показал рукой кривую распределения, подумав: «Читала — не читала… всё-таки погнал, начитанный ты наш, поезд… на читанугучукчу…»

— Но ты видела фильм «Blow-Up»? — сказал он вслух. — Да? Ну, тогда ты поймёшь, что я имею в виду. «Blow-Up», конечно, не экранизация, но «по мотивам рассказа Кортасара „Las Babas del Diablo“»… И вот я вдруг сейчас подумал, что и рассказ Кортасара, и роман Ларссона, и… в какой-то мере твой дядюшка…

— Ну спасибо, — улыбнулась Софи, — теперь я знаю, откуда он взялся.

— Жаль, что ты его не сфотографировала, — сказал Лев, — и я не знаю, как это у тебя будет в письменном виде…

— Так, а что там было всё-таки — в этих «Слюнях дьявола»?

— Ох, это сложно пересказать. Сложнее, чем фильм… Там много неба, облаков… и поверх всего налёт этого «магического реализма», всё немного расплывчато, границы между мирами проницаемы… Ну, если попробовать в двух словах: герой — он переводчик-профессионал и фотограф-любитель — думает, что, сунув свой нос-объектив в уличную сценку, спас мальчика. Пока на увеличенном снимке он не видит, что на самом деле главный злодей был другой, не старая похотливая тётка на переднем плане, а ещё более мерзкий паяц на заднем плане — которому вообще невозможно помешать, в принципе. Но дело даже не в этом, не в ролевых играх и не в степени злодейства… Я имел в виду — отвлекаясь уже полностью от твоего дядюшки, — что эта вроде бы тривиальная «идея фикс» — что при достаточном увеличении можно увидеть реальность … Вот это, наверное, оттуда — из рассказа Кортасара… По-моему, теперь это уже ушедший в прошлое… дискурс, прости господи, — с появлением multi-touch, pinch to zoom и т. п. всё это «фотоувеличение» теперь совершается повсеместно и непрерывно, всё пульсирует… и скоро выйдет, наверно, за рамки — за пределы экранов, я вот работаю сейчас как раз с таким занятным патентом… Да, так вот, я, Софи, в отличие от упомянутой знакомой, как ты понимаешь, не спец ни в литературе, ни в синема… поэтому мои слова недорого стоят… Можешь считать, что это такой технарский, скажем так, взгляд на эти вещи — это влияние моей профессии, в Союзе я ведь много лет проработал патентоведом; переехав сюда, из-за незнания, а потом — из-за «языковой недостаточности» работал в городской библиотеке…