class="p1">После снятия карантина вызванные на подмогу полицейские быстро разъехались. Энтузиазм добровольческих поисковых отрядов тоже сошел на нет.

Всем было известно, что сын Алека наверняка ранен и нуждается в помощи, но он ведь не беззащитный малыш. В итоге все пришли к выводу, что парень уже умер. Сочувствие проходило быстро, как простуда. Близилось Рождество.

Купер по возможности тоже участвовала в поисках. Она записалась добровольцем в волонтерском центре и вместе с остальными прочесывала топи и заросли. Земля испортилась, многие дома и фермы стояли заброшенные.

Купер никак не могла забыть про то письмо. Сняла с него копию и постоянно носила сложенный лист бумаги в кармане.

Раньше во мне жил гнев. Иногда я хотел стать лучше. Мы убивали, чтобы помочь, и тогда во мне пробудилось нечто странное.

Убийца пытался найти в своих действиях некий нравственный мотив, и как раз в этом, по мнению Купер, стоило искать ключ к разгадке. «Гнев» вызвал желание «стать лучше» и «помогать», а вот момент «пробуждения» все изменил. В нем что-то «пробудилось»… Пока не факт, что преступник – мужчина, хотя других вариантов Купер почему-то даже не рассматривала. Что имелось в виду под упомянутым в письме убийством, еще неизвестно – то ли собаки и кошки в деревянных ящиках, то ли лошади или даже люди.

Зато известно, что со вторым ритуалом, как бы дублирующим захоронение лошадей, убийца пошел на большой риск. Зачем было отправляться на остров и вкладывать письма в клювы птиц? Чтобы передать послание? Птицы – намек для Купер, отпечатки пальцев на полиэтилене – для Алека.

Я развожу костры. Я не дремлю, и никто меня не видит – и никогда не сможет увидеть, пока я сам того не пожелаю.

Эти строки типичны для подобных писем, их понять уже легче: психопаты с раздутым эго любят похвастаться.

Наибольший интерес здесь представляет упоминание огня, тем более что в последние годы случилось несколько поджогов, да и само письмо нашли рядом со сгоревшими постройками на острове. Однако Ада и ее коллеги не сомневались, что отец семейства сам поджег ферму. На присутствие помощника ничто не указывало.

Ада стала все реже откликаться на звонки и электронную почту. Может, Купер ее подвела? Она еще раз перечитала письмо и дала себе зарок больше не писать Аде о своих размышлениях, пока не получит ответ.

В моих руках – танцевальная чума.

Купер почитала в интернете о танцевальной чуме. Большинство случаев зафиксировано в Европе, самый первый еще в четырнадцатом веке. Один человек вдруг спонтанно начинает танцевать, к нему присоединяются другие, и они сотнями пляшут до упаду, пока не умирают от физического истощения.

Теперь я процветаю.

Улыбка за тобой.

Ты мог его спасти.

Последний раз Саймон был в школе шестого ноября, за день до Ночи костров. С тех пор никто в Илмарше его не видел.

Парню было восемнадцать, учиться оставалось недолго. Посещаемость хромала. В его комнате нашли постеры, школьные тетради, конспекты по истории. А вот ноутбук пропал, хотя Саймон вряд ли заходил домой после аварии. Если он и возвращался, то где же следы? Где кровь?

Глава 49

В прихожей у следователя, а также в корзине с грязной одеждой, в которой он первый раз ездил на «Родную ферму», обнаружили едва заметные следы спор. Вещи сожгли, из дома вынесли ковры, и все тщательно очистили. Жителей соседних домов на время эвакуировали и проверили на наличие симптомов.

Власти пришли к выводу, что отпечатки Алека на письмах, вложенных в клювы птиц, были сняты откуда-то, что сам он тут не замешан. В остальном, за что ни возьмись, все доказательства пока неубедительны.

•

На обеденном столе Алека лежал клочок бумаги. Обломок из прошлого, из другой жизни.

Номер мобильного, записанный его почерком. Номер, до которого невозможно дозвониться.

А вот кое-кто другой много раз отвечал на звонки с этого телефона.

В распечатке от оператора на Саймона Николса значилось более двух сотен входящих и исходящих на этот номер за прошедшие четыре месяца.

Последний раз этот неизвестный звонил сыну Алека за несколько минут до аварии.

•

На следующий день после того, как нашли лошадей, Алек зачем-то вызвал слесаря. В полиции его уже допросили. Вот так Купер и следила за ходом дела, в основном по чужим записям.

По словам слесаря, Алеку казалось, что к нему в дом кто-то проник, хотя следов взлома не осталось – лишь засохшая грязь с чьей-то обуви на лестнице, едва различимая. У самого Алека, по словам работника, ботинки тоже были заляпаны грязью.

– Он выглядел так, будто давно не спал.

– Что вы имеете в виду? – спросили у слесаря.

– Дерганый был. Мешки под глазами, стол заставлен недопитыми кружками с кофе. Расхаживал взад-вперед, то и дело смотрел в окно. Клиенты наши в принципе делятся на три группы… Первая – это небрежные люди, которые теряют ключи. Вторая – женщины, скрывающиеся от жестоких бывших, а вот третья… Люди из третьей группы вызывают нас совсем по другим причинам.

Слесарь помолчал, сделал глоток лимонада.

– Такие люди все время боятся. Иногда мне кажется, что они ни разу в жизни не чувствовали себя в безопасности.

Он поставил алюминиевую банку на стол, повозился с металлическим колечком.

– Если уж полицейскому страшно, то что говорить об остальных?

•

Задний двор Алека тоже выглядел как-то странно. Вряд ли тут есть какая-либо связь с делом, но Купер никак не могла выбросить это из головы. Похожую проблему заметили в большинстве садов в округе – трава казалась слишком уж ярко-зеленой. Зимние цветы сменили синий оттенок на красный. Появились кусты и травы, которые уже много лет не росли в этой части света. Купер тайком отправила образцы другу-ботанику, но ответа не получила, а к тому моменту, когда она проявит настойчивость, расследование будет завершено. Конец придет и привычной жизни.

Хотя Купер понимала, что в растительности, возможно, не обнаружат ничего необычного, эти странные цвета все равно ее беспокоили.

В мусорных баках во дворе нашли самые обыкновенные отходы. Алек и его сын питались в основном полуфабрикатами и едой навынос, чаще всего заказывали пиццу и блюда из китайского ресторана. Банки и бутылки он складывал в общий бак, не сортируя мусор для переработки.

На самом дне лежали осколки зеркала с засохшей кровью Алека. Установили, что зеркало раньше висело в прихожей, прямо у основания лестницы, и треснуло еще до происшествия с лошадьми. Судя по свежему шраму на правой руке Алека, окончательно оно разбилось