Не скажу, что демонстрация «новинки» вызвала ажиотаж, но командование жандармского управления заинтересовалось «игрушкой» и устроило целую серию испытаний ее в горных условиях. Для переноски дельтаплана использовали мулов. Взлетно-посадочные характеристики позволяли взлетать и садиться с 50–25 метровых площадок. Время патрулирования – до четырех часов. Мне разрешили начать производство опытной партии, и под это разрешение мы начали работать с производителями машин для точного литья, с противодавлением. То, ради чего я собственно и добивался начала хоть какого-нибудь «производства». Иначе меня бы обвинили в «промышленном шпионаже», как многих, желавших воспользоваться достижениями швейцарских промышленников и инженеров. А здесь все законно, для производства на территории республики. Они еще не знают, что все это оборудование будет вывезено с помощью той машины, которую я начал проектировать. Для этого я разместил в восьми мелких конструкторских бюро заказы на разработку и испытания отдельных деталей планера будущей машины. Собрать воедино чертежи у швейцарцев не получится: конструкторские бюро находятся в разных кантонах и в разных странах, в том числе воюющих между собой. Я же находился на «мирном островке», через который проходила вся почта, все финансовые потоки внешней торговли и прочая, прочая, прочая. Разрабатываемые литьевые машины позволят начать сборку плазово-шаблонным способом, который мы использовали еще на серии «Ша». Но там нас сдерживали именно размеры литьевых форм, приходилось склепывать шпангоуты из нескольких деталей. Сейчас швейцарцы «пыхтят» над пятиметровой формой и прессом. Причем патент на нее принадлежит мне, а они только воплощают его в металл.

Безусловный выигрыш дела в арбитраже привел ко мне в кабинет неожиданного посетителя. Рано утром Борис Александрович положил на стол визитку посетителя и многозначительно улыбнулся.

– Что за ранняя птаха?

– Этьен Рени.

– Ап! Требует продолжение банкета и принес новый иск? – Рени был вторым человеком в «Сальмсоне» и самым способным инженером этой компании.

– Похоже, что нет. С виду довольно сильно волнуется.

– Ну, приглашай, послушаем. Если будут претензии, так просто выставим. Жандармов предупреди, позвони в жандармерию.

Но Борис поступил умнее, чуть задержавшись в кабинете, чтобы услышать начало разговора. После этого звонить никуда не стал.

– Mon Général! Comme je suis heureux de vous voir vivant et en bonne santé après ce hachoir à viande. Vous êtes enfin de retour! Nous avons déjà perdu tout espoir de vous voir, et les choses en Russie se sont très mal passées, alors tout le monde a décidé d’accepter l’offre de rentrer à la maison avec l’aide de Madame d’Embrett[5].

Этьен, конечно, несколько хитрил, до выигрыша дела в Арбитраже ни один из них не искал встречи со мной, они еще надеялись восстановить «Сальмсон», и даже расширить сферу деятельности, поэтому пригласили из Франции прочнистов и компоновщиков для создания новых моделей, часть из которых они видели и изготавливали на наших заводах и мастерских. Но кризис диктует свои законы! Экономика Швейцарии не может себе позволить производство самолетов. В реальной истории компания спроектировала и собрала около полутора десятков моделей спортивных и боевых машин, в серию пошла одна, и выпущено было полторы сотни машин. Не самый плохой результат, тем более что некоторое время, пять лет, они получали из Америки патентные деньги. Сейчас их надежды на то, что можно будет продолжить заниматься этим делом, растаяли, и Рени пришел узнать: «Что если великий джинн возьмет обратно под свое крыло большую часть команды?» Место разместить их у меня было: бывшую конюшню мы перестраивали под конструкторский отдел. Работать 24 часа в сутки мы их научили еще в Гатчине. Они – члены команды, которая успешно продвигала авиастроение у нас дома. Я возражать не стал, и у меня появился собственный отдел главного конструктора. 23 человека, 18 мужчин и пять женщин-чертежниц. Наиболее одиозные фигуры остались за бортом этого предложения, но работают они теперь не в «Сальмсоне», оно было отдельной структурой ранее, а в акционерном обществе «Степан Гирс & Co, Ltd», и ничего, довольны! Занимаются винтами изменяемого шага, четыре человека помогают непосредственно мне с компоновкой четырехмоторного транспортного самолета. Вполне вероятно, что эта машина станет и первым в мире лайнером большой дальности. Что-то вроде С-54 первой модели с четырьмя 14-цилиндровыми двигателями Г-14, воздушного охлаждения, мощностью 720–735 киловатт. Сами двигатели еще в России, и все зависит от того: подпишут или нет мне контракт с жандармским управлением пограничной стражи. Двигатели прибыли только в конце лета, как маломощные, так и Г-14. Партию в 150 машин мы сумели передать жандармам за три дня до окончания сроков контракта. Это был настоящий штурм Монблана, благо что все движки были обкатаны в Гатчине, поэтому установкой их на мотодельтапланы занимались трое суток без сна и отдыха, но успели. А вот «две большие птички» застряли в сборочном цеху из-за отсутствия покрышек. Их пришлось заказывать в Америке. В Европе, охваченной войной, такая продукция не производилась. В Галиции провалилось Брусиловское наступление из-за непредвиденного отхода одной из армий фронта. А осенью начались спонтанные замирения с немцами. Как одной, так и другой стороне надоело кормить вшей в окопах, причем санитарные потери превысили все мыслимые и немыслимые пределы в обеих армиях. Людей косил тиф. И популярным стал жест «штык в землю». Депутаты от подпольных солдатских комитетов с обеих сторон встречались и договаривались о «мире» на участке фронта. Если появлялось начальство, то палили в белый свет как в копеечку. Практически полностью прекратилось использование отравляющих веществ на Восточном фронте. Этому способствовали как новые надежные противогазы, так и договоренности между комитетами. Следует отметить, что немецкие войска были заражены этим «недугом» не меньше, чем русские, правда, не во всех дивизиях. Те, кого перебрасывали на Восточный фронт с Западного, постреливали и действовали некоторое время активно, затем общий процесс разложения распространялся и на них. Западный фронт продолжал удивлять всех жестокостью и бессмысленностью боевых действий. Вновь пришла слякотная пора, характерная для европейской зимы. В Швейцарии, даже в Женеве, повалил мокрый крупный снег. Поставить самолеты на колеса удалось только в январе. Началась предполетная подготовка новых машин и возникла коллизия с воздушным комитетом Швейцарии. Они официально запретили вылет этих машин. Кто-то очень умный в их комитете посчитал и с цифрами в руках доказал, что этот самолет взлететь не может: слишком велика нагрузка на крыло, даже в пустом варианте. Чтобы разрешили испытания, требовалось подать на них заявку, в которой указывались все параметры машины. Вылет нам не разрешили, потребовали предоставить все чертежи и расчеты. Ангар опечатали и выставили охрану. Добровольно передавать швейцарцам все я отказался, сказал, что мне проще сжечь всю документацию, вместе с самолетами, чем сделать то, на чем настаивает швейцарская сторона. Ее активность в этом направлении мы заметили давно, и, как только закончили сборку фюзеляжей, так Борис вывез четырьмя рейсами всю документацию в Одессу в имение нашего старинного друга действительного тайного советника Сосновского. Мне предъявили претензии по промышленному шпионажу, тем более что доказательств вроде как и не требовалось: действительно, по моему заказу швейцарские часовщики разработали и предоставили 26 приборов, украсивших кабину самолетов. Бодаться с воздушным комитетом мне абсолютно не хотелось. Шел февраль и до конца нашей эмиграции оставалось совсем чуть-чуть. Просто кто-то подговорил чиновников из ВК устроить арест машин.