15 февраля началась Всероссийская стачка, парализовавшая всю страну, а через пять дней стало известно об отречении Николая Второго, создании Временного правительства и всеобщей амнистии. В стане политических эмигрантов из России началось брожение и бурление. Одни говорили, что армейские части и генералитет подавит революцию, вторые доказывали с пеной у рта, что Романовы заготовили тайные ходы и хотят выманить их из политического небытия, чтобы отправить на тот свет. Основным препятствием для всех было отсутствие прямого сообщения между Россией и Швейцарией. Все пути пролегали через сухопутные фронты, а проливы контролировала Турция, с помощью германских скоростных крейсеров. Взятие Дарданелл в прошлом году так и не состоялось, а Стамбул укреплен еще сильнее. В связи с амнистией семья Ульяновых переехала на жительство ко мне в особняк Путиловых, и за вечерним чаем 1 марта было принято решение лететь в Россию на новых самолетах. Но требовалось доставить из Англии пятерых летчиков, трех механиков и трех мотористов. Доставить 12 человек могла только спасательная Ша-6СП. Выручил Борис Александрович, у которого в эскадрилье Борейко оставался надежный человек: Иван Кульнев, командир такого самолета. Ни я, ни Борис лететь в Англию не могли, вот только как связаться с ним и с Ульяниным? Выручил случай: Сергей Алексеевич прислал телеграмму с поздравлениями по случаю моего дня ангела, и у меня появился его телеграфный адрес, на который я передал ему распоряжение связаться со мной по телефону в Женеве. Подписал я телеграмму, как военный атташе России. Все более или менее законно, и ночью раздался непрерывный звонок междугородней связи.

– Сергей Алексеевич, из числа тех летчиков, которые рвутся вернуться в Россию, отберите пятерых, с техниками и мотористами. У Борейко есть штабс-капитан Кульнев, он сможет доставить их к нам в Женеву на своей машине.

– Да я и сам полечу, от командования меня отстранили, назначили генерала Скотта, та еще скотина. Организуем.

Одиннадцать человек прибыли с отпускными листами, в течение суток получили право на свободное перемещение по стране, и засели за документацию по ГТ-4. Увы, ангар был опечатан, и охранялся не швейцарцами, а французами, аэродром находился четко на границе двух государств. 15 марта мы перебросили на тот берег озера двадцать шесть человек, из них восемь человек для быстрой подготовки двух машин к взлету. Остальные были членами ЦК со своими семействами и родственниками. Сразу после смены часовых у ангаров, мы их довольно жестко «сменили», слава богу без стрельбы. Один из часовых помогал нам добровольно. Он передал нам слепки ключей от ангаров, поэтому вовнутрь мы попали быстро и приступили к подготовке к вылету. Долго качали топливо ручной помпой. Работало только 9 человек, остальные прятались в небольшой роще у начала взлетной полосы. Успели подготовить машины до прихода смены, связали добровольного помощника, запустили двигатели и выкатились на взлетку. Каждый борт взял по 9 пассажиров. Так как на обоих бортах была радиостанция «Телефункен», то наш взлет совпал со стартом трех машин от Путиловского дворца. «Шаврушка» подняла еще 12 человек. Два истребителя прикрывали нас в этом первом и «весьма испытательном» полете.

Установив машину на автопилот Гирса, фамилия у меня подходящая для гироскопического прибора, я вышел к пассажирам, сидевшим в своих креслах с пристегнутыми парашютами.

– А кто ведет аэроплан? – обеспокоенно спросила Инесса Федоровна.

– Ее ведет наш автопилот, но второй летчик наблюдает за машиной и обстановкой. Мы уже пересекли границу Швейцарии, так что, если что, никому уже арест не грозит. Правда, сейчас под нами территория Германии, с которой у России продолжается война. «Шаврушка» и истребители нас покинули, они пошли на Одессу. Мы же взяли курс на Петроград, и через пять с половиной часов сядем в Гатчине или на Комендантском аэродроме.

– А немцы не смогут нас сбить? – скороговоркой произнес Владимир Ильич.

– Теоретически это возможно, для этого у них есть «ахт-ахты», но только на линии фронта и на охране особо важных объектов. Истребителей, способных догнать или перехватить нас, у них нет. Согласно указателю, мы сейчас идем со скоростью почти 350 километров в час. Пока самолетов, обладающих такой скоростью, ни у кого нет.

– А мы так и будем сидеть пристегнутыми к этим сиденьям? – вновь заговорила Инесса Арманд.

– Я для этого и вышел, чтобы еще раз показать, как пристегивается парашют, и посмотреть, насколько быстро у вас получится его надеть. На земле у всех это получалось, но мы в воздухе и надевать его требуется в момент опасности по моей команде. У кого не слишком крепкие нервы, тот может запутаться и потерять очень важные секунды.

– Никогда больше летать самолетами не буду! – фыркнула гордячка. – И вообще, мне жарко, хочется снять пальто.

– Внизу ранняя весна, кое-где еще снег лежит. Летим на север, где будет сплошной снежный покров. Надеть пальто и парашют вы точно не успеете, сейчас снизим подогрев воздуха. Эти самолеты выполняют свой первый полет. Произойти может все, что угодно. Как видите, я сам в меховом комбинезоне и мне тоже жарковато, но я терплю.

– Несси, милая, у нас нет другого способа попасть в Россию. Потерпите. Хотите шоколадку? – сказала Надежда Константиновна.

– А если мне захочется по нужде?

– В хвостовой части салона есть четыре туалета, даже душ. Полет испытательный, но если хотите, я подберу площадку у Штутгарта, и могу вас высадить. А так, бортмеханик сейчас вам всем сделает чайку и бутерброды.

– У меня жареная курочка есть, яйца и отварной картофель. Что-что, а продовольствия я взяла много, – улыбнулась Арманд и пригласила меня к столу через несколько минут.

Дошло, что это не вагон, а я – не проводник. Пока бортмеханик занимался чаем и бутербродами, к нам в кабину заглянули Фриц Платтен, председатель социалистической партии Швейцарии, депутат Национального Совета, которого наши эмигранты прихватили с собой на случай какого-либо провала. Человек он был достаточно влиятельный и пользовался этим как внутри страны, так и за ее пределами. Он, правда, не знал, что самолеты мы забрали из-под ареста. Вместе с ним подошел и Ленин. Большинство людей в салоне мне известны не были, кроме Луначарского, который со своего кресла у окна не вставал и неотрывно наблюдал за землей во время полета. Платтена интересовало, где сделан такой красавец, узнав, что собирали его в Швейцарии, тут же перевел вопрос на возможность продолжения его выпуска на его родине.

– Увы, воздушный комитет запретил даже проведение его испытаний из-за высокой нагрузки на крыло. И еще одно: двигатели для него делаются в России.

– Но это же гражданский самолет, насколько я понимаю, я не вижу ни пулеметов, ни бомб.

– Да, это мирный, транспортный самолет для перевозки до 60 человек. Никакой другой транспорт не может так быстро перебросить пассажира за 2200 километров за шесть часов.

– А в России вы сможете выпускать такую сложную технику?