стола. Хотя в письме просили ничему не удивляться, удивления скрыть он не смог. Ван Геера он узнал, однако стоявшего рядом с ним мужчину средних лет видел впервые. За прошедшие два года великий революционер, сменив несколько квартир и имен, стал параноиком, сторонился новых лиц в своем окружении, да и к старым относился настороженно.

— Добрый день, — поздоровался ван Геер, снимая цилиндр и оглаживая лысину.

— Добрый, — сухо ответил Морэ, пряча дрожащую руку за спину. — Ты писал, что со мной хотят встретиться старые друзья. Ну что ж, я рад встрече, старый друг. А вас, мсье, я не знаю.

— Меня зовут Лерер, — располагающе улыбнулся мужчина, чуть склонив голову. — И мы прекрасно друг друга знаем, мой старый друг.

Морэ пристально взглянул на мужчину. В потускневших глазах, в которых некогда пылало пламя идеи, подозрительность смешивалась смутными догадками. Наконец, Морэ прикрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Ты изменился, — нехотя признал он, опускаясь на стул.

— А ты нет, — улыбнулся Лерер. — Очень надеюсь, что со дня нашей последней встречи в тебе не изменилось ничего.

— Если ты о том, хочу ли я избавить Ландрию от тирании, то все осталось, как и прежде, — проговорил Морэ, отвернувшись к окну. — Но хочет ли сама Ландрия избавления? Тогда, в Тьердемонде…

— Забудь о Тьердемонде, друг мой, — мягко перебил его Лерер. — Тьердемонд был не готов к переменам, которые вы показали ему. Тьердемонд захотел жить так, как жил прежде, за что теперь расплачивается. Но здесь, в Империи, у людей появится второй шанс.

— Люди везде одинаковы, — поджал тонкие губы Морэ. — Где гарантии, что они тоже не захотят жить, как прежде?

— Уверяю тебя, не захотят.

— Откуда такая уверенность?

Лерер широко улыбнулся, глядя Морэ прямо в блеклые глаза, в которых пробежала искра. Та самая, что всего лишь через несколько месяцев загорелась пламенем идеи, охватившей умы людские и едва не вспыхнувшей столичным восстанием рабочих осенью 1631 года.

* * *

Заслышав звон подков о мостовую, ван Геер прижался к витрине магазина и проследил за промчавшимся вниз по улице разъездом серых драгун. Сегодня столица была запружена серыми мундирами и голубыми мантиями. Ван Геер слышал уже о сотне арестованных, а ведь день даже не успел перевалить за полдень. Он невольно усмехнулся: другой путь оказался тоже неверным. Несмотря на всю конспирацию, тайная полиция и Комитеты Ложи все же прознали о готовящихся выступлениях. По удивительному стечению обстоятельств буквально за день до назначенного срока. Ван Гееру не хотелось думать, но иначе, как предательство, он не расценивал сегодняшние события. И предал кто-то из самых близких, якобы преданных революции людей.

Какая-то женщина, напуганная промчавшимися во весь опор драгунами, запоздало охнула и прижалась к плечу ван Геера. Чародей отстранил ее, машинально отряхивая полу сюртука, смерил женщину холодным взглядом, из вежливости кивнул ей, придерживая цилиндр за поля, и пошел дальше.

О квартире, на которой он проживал последний год, не знал никто, однако оставаться на ней дольше все равно было нельзя. Благо особо ценным имуществом ван Геер не обладал, поэтому тратить много времени на сборы не планировал. Лишь уничтожить документы и компрометирующие письма, взять деньги и всегда собранный на экстренный случай саквояж и исчезнуть из столицы. Вновь бежать. Не то чтобы это было тяжкое испытание — ван Гееру не впервой было скрываться, и он не особо переживал. Последние два года он вообще не испытывал склонности давать волю эмоциям.

Ван Геер зашел в парадную, поднялся на второй этаж, открыл дверь своей квартиры и… не удивился, увидев его в комнате.

У него было другое лицо. У него всегда были новые лица, и ван Геер давно перестал испытывать суеверный ужас и ежиться от липкого холода по хребту. Просто развил в себе какое-то особое чутье, позволяющее без ошибок узнавать его. А может, в том была заслуга изменений, через которые ван Геер прошел два года назад в подвале безымянной крепости.

— Как ты узнал, где я живу? — спросил он.

— Это было несложно, — ответил Лерер, не отрываясь от своего занятия — сожжения на огне свечи писем ван Геера с задумчивым, отрешенным видом. — Смотри, — он поднял очередной лист бумаги, медленно крутя его в руке, чтобы занимающееся пламя быстрее сожрало написанные слова. — Тебе это ничего не напоминает?

Ван Геер потер подушечкой пальца бровь.

— Так сгорают и обращаются в пепел надежды?

Лерер с невозмутимым спокойствием дождался, когда бумага прогорит в его руке и осыплется черными снежинками на край стола. Остатки пепла растер пальцами и сдул, с неподдельным интересом наблюдая, как прах разлетается по комнате.

— В тебе проснулся поэт, сын мой? — взяв последнее письмо, спросил Лерер.

Ван Геер сдержал легкое раздражение: Машиах прожил значительно больше сотни лет, это верно, но сейчас выглядел, как тридцатилетней мальчишка, и это било по самолюбию чародея.

— Нет, — сказал ван Геер. — Но если ты не в курсе, то пока мы рассуждаем над моим ассоциативным рядом, Ложа и полицаи арестовывают наших товарищей-сопартийцев.

— Знаю, — задумчиво кивнул Машиах, глядя, как догорает бумага. — Что ж, все пошло не совсем так, как мы планировали.

— Не похоже, что тебя это сильно огорчает.

— Почему меня должно это огорчать? — изобразил удивление Лерер. — Или ты забыл, сын мой, чему я тебя учил? Любой эксперимент — это опыт.

— А еще ты говорил, что смерть — тоже результат, — напомнил ван Геер.

— Именно, — кивнул Машиах, постучав пальцем по виску, и, сунув руки в карманы сюртука, направился к окну.

— И что же доказывает смерть в нашем случае?

Лерер широко улыбнулся:

— Что нужно тщательнее провести расчеты и повторить еще раз.

Он выглянул в окно, осторожно откинув занавеску.

— Кажется, за тобой пришли, — тихо объявил он.

Не успел ван Геер осознать смысл услышанных слов, как в дверь настойчиво постучали.

— Невежливо заставлять гостей ждать, не находишь? — поторопил его Машиах, отвернувшись от окна и заложив руки за спину.

Ван Геер настороженно приблизился к двери, в которую постучали вновь.

— Кто там? — спросил он спокойно.

— Ложа! Немедленно открывайте! — властно приказали с лестничной клетки.

Ответ был слишком красноречив, чтобы в чем-то сомневаться и дальше. Ван Геер обернулся в комнату. Машиах молча кивнул. Чародей вздохнул и открыл дверь.

На пороге стояли двое в голубых мантиях. Оба были молодыми. Оба — магистры-следователи Комитета Равновесия. У одного из чародеев между пальцев поднятой руки трещали змейки молний.

— Феликс Лафорс? — спросил второй следователь, державшийся с надменным спокойствием.

— Да.

Не говоря больше ни слова, первый ищейка задавил молнию в руке и втолкнул ван Геера в квартиру, валя его на пол. Второй извлек из-под мантии наручники-обструкторы. Меньше, чем за минуту ван Геер-Лафорс был скручен и, по мнению, следователей обезврежен. Машиаху, который наблюдал за задержанием с умеренным интересом не чувствующего за собой вины человека, велели не двигаться и держать руки на виду, что тот и сделал, понимающе улыбаясь.

Второй следователь представился как Густав Гельберштайн. Ван Геера подняли на ноги, ввели в комнату и усадили на стул.

— Позвольте спросить, гражданин, — бросив надменный взгляд на Машиаха, обратился к нему Гельберштайн, — кто вы, собственно, такой?

— Моя фамилия — Лерер, — представился тот, чинно поклонившись.

— Кем вы приходитесь этому гражданину?

— О, я его учитель…философии.

— Ага, — нахмурился следователь.

После зачитал ван Гееру список обвинений, по которым того задержали, перечислив с десяток нарушенных статей Кодекса Ложи. Второй, назвавшийся Лёйхтеном, не спускал с Лерера глаз. Молния в его руках угрожающе щелкала, готовая пресечь любую необдуманную глупость. Удостоверившись, что подозреваемому понятны все пункты обвинения, и зачитав ему права, Гельберштайн вновь взглянул на Машиаха.

— Вынужден, гражданин, просить вас проследовать с нами. Пожалуйста, не оказывайте сопротивления.

— Конечно, — покорно кивнул Машиах, проходя вперед.

Ван Геер устал смотреть на беспечных щенков Ложи, которые допустили серьезную ошибку: они приняли его за чародея арта. Когда Артура подняли со стула и подтолкнули к выходу из квартиры, он швырнул Гельберштайна на стену. В ответ в спину ударило разрядом молнии. Без результата. Ван Геер обернулся, сосредоточил