на принцип. Если у этой странной штуковины вообще есть какие-то принципы. и эта заруба становится эпической. От манекена исходят волны ужаса, которые чувствуются даже со стороны.

Как известно, Черти-что приобретает форму того, чего ты опасаешься, боишься, что вызывает слабость у тебя в коленях.

Так чего же опасается отставной военный?

Лучше бы я не знал. Маска манекена кривится, разрывается на лоскуты, освобождая наружу целые литры чёрной смолы, фонтаном бьющей наружу.

Мы все непроизвольно отодвигаемся на шаг назад. Такого ещё ни разу не случалось!

Неожиданно смола расщепляются на тонкие нити, которые обращаются в волосы, а вслед за тем под ними появляется лицо.

Бледное, болезненно худое, с впалыми щеками и синими губами. Женское и молодое, но одновременно измождённое лицо.

Чёрные, как два обсидиана глаза смотрят на застывшего от наваждения Майора.

— Алек… сей… — раздаётся звук, похожий на резь мела по классной доске. Её костлявые руки без какой-либо угрозы тянутся в сторону Майора. Белые, как лист бумаги, со скрюченными пальцами.

Чёрная дымка всё крепчает, кажется, ещё чуть-чуть и ночь сменит ясный день.

Вы сопротивляетесь ужасу! Вы сопротивляетесь ужасу!

Вас охватывает УЖАС!

Ваши характеристики упали на 30%!

Что, вашу мать, происходит⁈

Я осматриваю подчинённых. Все они замирают с остекленевшими взглядами. Их Воля слишком слаба, чтобы даже хоть как-то сопротивляться!

До боли закусываю губу, и отрезвляющая боль на мгновение разрывает мираж страха, отчаяния и обречённости.

Только я и Майор ещё держимся под натиском неизвестной твари.

Вот только военному не хватает сил, чтобы дёрнуться. Он неотрывно смотрит на призрака, с трудом глотая воздух.

Он её узнал!

Твою мать, да какого ж дьявола⁈

Я не могу произнести и слова. Крик и мат не вырываются наружу, все звуки замирают где-то в глотке.

Вы испытываете УЖАС!

Ваши характеристики упали на 40%!

Вы пытаетесь сопротивляться!

Воля + 1

Я делаю шаг вперёд. Ещё один, второй, третий. Ноги задеревенели, во рту настоящая пустыня.

Всё тело словно находится на глубине с несколько десятков метров.

Призрак не атакует физически. Нет, Черти-что и сам догадался, как причинить вред крепкому и опытному вояке.

Психический, мать его, урон!

Только высокая Воля позволяет мне хоть отчасти сопротивляться чудовищному давлению.

Зная Чёрти-что, теперь Майору надо либо победить свой страх, либо отступить. Мы отработали это на тренировках. Учились понемногу. Но Майор этого не понимает, он в ступоре и застревает, не решаясь сделать шаг ни вперёд, ни назад.

А в это время хаос нарастает. Такое чувство, что что-то очень могучее и злое пытается прорваться в наш мир.

ЭТО МОЯ ЗЕМЛЯ, — проговариваю сам себе на каждом шаге. Ноги словно деревянные, но я всё ближе.

Колени дрожат, шейные позвонки глухо трещат при каждом движении головы.

В ушах слышится неразборчивый шорох, который постепенно превращается в шёпот. Он становится всё громче и разборчивее.

— Убей… — убеждает он, — это враг… он пришёл за твоим домом… твоей властью… твоей женщиной… Убей, пока он не отобрал это у тебя… Забери его лук… Забери его одежду… его силу! Отдай мне его душу! Отдай мне эту жертву!

Голос то вкрадчиво пришёптывает, то горячо убеждает. Кажется, проходит вечность. В руке сам собой оказывается кинжал Малого. Оружие Системы. Чик по горлу Майора, и нет одного соперника. Сильного соперника. Опасного. Убей! Стань сильнее!

Я резко хватаю Майора за плечо и откидываю его назад к чертям собачьим.

Тот откатывается неуклюжим кувырком и снова встаёт на ноги.

Притом грозно косится в мою сторону. Ага, щаз!

Стоит Майору отступить, пускай и не по своей воле, как призрак впитывается внутрь пугала, успевая в последний момент мне подмигнуть своей жуткой физиономией.

Я в ответ из последних сил показываю средний палец.

Призрак хихикает, после чего полностью уходит в фигуру манекена.

Хрюша и остальные только-только приходят в себя, ошарашенно глазея то на манекен, то на Майора.

— Ч-что это было, чтоб его⁈ — шипит вояка, крепко сжимая рогатину.

Он похож на побитого пса. Агрессивного, но испуганного.

— Что-что? Черти-что, вот что! Будешь знать, как лезть, куда тебя не просят, — огрызаюсь я, успокаивая бешено стучащее сердце. — Хрюша, а ты чего застыла? Иди, стол накрывай. Не видишь, гости у нас⁈

* * *

— Занятные у вас… спарринг-партнёры, — выдаёт Майор, с благодарностью беря в руки порцию картошки со свининой.

Хрюша недовольно фыркает и возвращается к котлу.

Едим мы, как в ресторанах стиля «кантри», с деревянных подносов. А всё потому, что тарелок нет! Михалыч уже пятый день их «делает».

— Зато действенные, — пожимаю плечами. — Без этого ты мог бы нас здесь и не застать.

— Кто же вас так потрепал? — спрашивает Майор.

Последствия нападения скрыть трудно. Одна изгородь чего стоит.

— Ты его сейчас ешь.

Майор в лёгком замешательстве смотрит в свою тарелку. Кажется он надумал уже себе что-то, например что мы сцепились с кем-то из соседей, и сейчас заподозрил меня по меньшей мере в каннибализме.

— Чего⁈

— Свинки, — говорю, — видел в лесу свинок? Их тут было много и очень больших.

Он оглядывает наш лагерь уже другими глазами, видимо, с кабанчиками в лесу уже сталкивался. Лук — оружие охотничье, не боевое. Какой бы Майор ни был крутой и подготовленный, вожак размотал бы его по кустам только так. А мы, значит, затащили. Даже гордость берёт.

— А вы, значит, решили огородничеством заняться? — заводит он светскую беседу.

— Как видишь.

— И есть результат?

— Ты, — спрашиваю, — с какой целью интересуешься? Приобрести что-нибудь хочешь, или решил влиться в наш коллектив?

— В качестве раба или мужа? — криво улыбается он.

— Что? — вопрошаю я.

— Что? — выгибает он бровь.

Минута тянется, как патока. После чего мы дружно хохочем с абсурдности диалога.

— Ты так не шути больше, — выдавливаю из себя я. — Хотя я удивлён, что ты знаешь про механику присоединения. Что, отказалась?

— Кто? — Майор изображает удивление.

— Вот только не надо кокетничать, — говорю, — все видели, как вы вдвоём уходили. И я не поверю, что она сейчас бельё тебе стирает и обед готовит. Такая бы побежала впереди тебя, посмотреть, как тут люди живут.

Майор хмурится, а потом всё же говорит.

— Слушай, касательно той девчонки.

— Ты про Стайсу? — уточняю.

— У меня для тебя плохие новости. — выдаёт Майор, — Эта девушка, она сумасшедшая.

Сейчас не понял юмора, вот вообще. Отказаться идти в рабство, или даже замуж за мужчину, которого знаешь пару недель, ещё не повод считать сумасшедшей. В моих глазах это, наоборот, признак здравомыслия.

— А поконкретнее?

— Будут тебе и подробности, — трёт подбородок вояка, — В общем, мы с девчонкой тоже соорудили этакое «поселение». Точнее, попытались. Вот только, если так можно выразиться, разошлись во взглядах. Она меня едва ли не на третий день в мужья позвала, а я тогда выбрал второй вариант из имевшихся.

— Предложил ей стать рабыней, — приходит мне догадка.

— Уж что-что, а под венец себя тащить во второй раз я не позволю, — вздыхает он, — Не того уже возраста я. Да и девка молодая больно. Некрасиво получилось бы.

Сказать ему про то, что никакое свидетельство и подпись в ЗАГСе уже не работают? Да и возраст, судя по Хрюше, понятие весьма относительное. В наш последний день на старой земле она совершенно точно выглядела лет на тридцать, а сейчас, прокачав себе харизму, едва ли смотрится года на два-три меня старше. То ли ещё будет дальше?

— И что по итогу? — я утоляю не только обычный, но информационный голод.

— Что-что! Девчонка наглая, бойкая — взяла да сбежала! — вскидывает руки Майор.

— Да и хрен бы с ней! — подначиваю, понимая, что этим дело не закончилось.

— А ночью вернулась, и не одна. — продолжает он. — Привела каких-то новых парней. Не знаю, откуда она их взяла. Я сглупил, подумал, что проветрила мозги дура и мириться лезет. А они меня связали и хотели, чтобы я ей поклялся в верности, как королеве и жрице какой-то там богини. Иначе, мол, в жертву принесут.

— И что⁈

Мы тут со свиньями воюем, а рядом вон какие страсти творятся! Хорошо, что Хрюша не слышит, а то бы сказала своё веское мнение, относительно всяких сучек. Или сама пошла бы по кривой дорожке, требуя для себя поклонения. Хотя бы от одного Малого.

— Да, ничего, — усмехается он, — у меня ножик в ботинке был. Из коробки выпал, я для него ножны сделал и при себе всегда таскаю.