отрицания насилия как такового, характеризуя охоту с духовной и даже философской точки зрения. В этом смысле он следует зарождавшейся толстовской философии ненасилия и вегетарианства, которая также пропагандируется в статье:

Я понял, что если я, убивая волка, утешаю себя тем, что спасаю его жертвы от смерти, то, став в положение самого волка, я мог бы точно так же сказать, что, оставаясь в живых и поедая, например, зайца, я спасаю те насекомые, которые вместе с своим кормом проглотил бы заяц, если бы он остался жив, и т. д. без конца [Там же][102].

Охотничья пресса бурно отреагировала на статью Черткова, заняв оборонительную позицию. Один из подобных откликов появился менее чем через две недели, 26 ноября 1890 года, в «Охотничьей газете». Очевидно, эта статья выражает мнение редакции, поскольку она не подписана и появилась в разделе газеты, обычно отводимом под редакторские комментарии; вероятнее всего, ее авторство принадлежит Сабанееву или Туркину. Полностью процитировав предисловие Толстого и изложив основное содержание самой статьи Черткова, анонимный автор с сожалением отмечает, что слова знаменитого писателя наверняка станут известны всей России и встретят одобрение со стороны многих людей, не занимающихся охотой. Далее следуют возражения по существу, призванные опровергнуть доводы Черткова против охоты; при этом подчеркивается, что в Европе трудно найти страну, население которой было бы менее защищено от пагубного воздействия хищников, чем в России: «Здесь ежегодно, с самым правильным постоянством, заедается до двухсот человек хищными зверями, сотни людей умирают, укушенные бешеными волками, которые переносят яд и на домашних животных» [Значение охоты 1890]. В статье утверждается, что ежегодный ущерб, наносимый хищниками российскому сельскому хозяйству, составляет десятки миллионов рублей и может быть признан «народным бедствием» [Там же]. Подчеркнув важность охоты для борьбы с хищниками, автор добавляет, что русские люди должны получить право охотиться на дичь, населяющую их земли, поскольку она составляет часть природных богатств страны. Из перечисленного следует вывод, что охота, и особенно охота на волков, в России представляет собой важное занятие, которое необходимо поддерживать, а не просто праздное развлечение:

Таким образом, правильная охота служит средством самозащиты и защиты других от хищных животных, средством для поддержания равновесия в фауне, среди которой вечно суждено жить человеку, средством народного продовольствия, и – будет ли эта охота производиться для удовлетворения охотничьей страсти, ради удовольствия, или по обязанности и нужде, – она одинаково законна и нравственна [Там же].

Как и предсказывала статья в «Охотничьей газете», помимо откликов в охотничьей прессе «Злая забава» привлекла внимание людей, не занимавшихся охотой. В январе 1891 года в журнале Российского общества покровительства животным появилась статья М. фон Адеркас, названная, как и оригинальная статья Черткова, «Злая забава» [Адеркас 1891]. Вначале Адеркас отмечает, что в одном из многочисленных ответов на статью Черткова, опубликованных в охотничьей прессе, утверждается, будто среди охотников меньше «черствых и жестких людей» [Там же: 15–16], чем среди прочего населения. Адеркас старается опровергнуть это утверждение, в том числе напоминая читателю о непростых отношениях, исторически сложившихся между охотниками и РОПЖ. Она вспоминает, что почти двадцатью годами ранее, в 1873 году, «некоторые из членов Общества любителей охоты изъявили желание присоединится к Рос. Общ. п. ж., чтобы совместно бороться против нарушений законов об охоте и причинения животным напрасных страданий» [Там же: 16]. Это сотрудничество, как указывает автор, не состоялось отчасти потому, что охотники по-прежнему использовали методы травли и охоты, в том числе на волков, которые РОПЖ считало бесчеловечными и вредными для нравственности зрителей, присутствовавших на звериных травлях:

Для Рос. Общ. п. ж., такое присоединение казалось вначале желательным, так как, не будучи само охотничьим обществом, оно не имело возможности деятельно следить за теми нарушениями правил об охоте, которые представляют обычное явление в охотничьем мире. С этою целью был составлен, а затем получил и утверждение Министра Внутренних Дел, устав общества любителей охоты, как Отдела Российского Общества покровительства животным. Но хорошие слова не всегда ведут к хорошим делам: охотники постоянно нарушали устав Р. О. п. ж., затем отпали от этого О-ва и, наконец, в число своих забав ввели звериные травли. Не имея никакой оправдательной для себя цели, травли эти явились гнусной потехой и средством наживы для их устроителей, которые, взимая с толпы довольно высокую плату за содержание травлей, отнимали у нее и трудовые деньги и последнюю искру, присущего человеку, чувства сострадания к живому Божьему творению [Там же: 17][103].

Внимание Адеркас к звериной травле (так именовались состязания между стаями борзых, которые преследовали заранее пойманных для этой цели волков, лисиц или зайцев) отражает определенные направления в работе РОПЖ, а также взаимодействие Общества с сельскими охотниками и особую заботу о повышении нравственности у населения России. С момента основания в 1865 году Общество осуществляло обширную программу действий по защите упряжных и ездовых лошадей, сельскохозяйственных и домашних животных, но также уделяло внимание обращению с бродячими собаками, забою скота, незаконным или негуманным охотничьим практикам и преследовало общую цель развития гуманного отношения к животным у населения, особенно у малообразованных слоев и молодежи[104]. В 1875 году в своем обзоре первого десятилетия существования Общества В. Иверсен посвятил особый раздел его деятельности, связанной с дикой природой и охотой, уделив особое внимание попыткам Общества сократить использование капканов, запретить незаконную ловлю певчих птиц силками, слишком кучное содержание их в клетках и продажу на улицах, а также публичное кормление удавов живой добычей, которое «не может не иметь вредного и в ущерб делу покровительства животных влияния на массу зрителей» [Иверсен 1875: 38]. В сходных выражениях он указывает на вклад Общества в запрет представлений с дрессированными медведями, которые часто подвергались удалению зубов и когтей и в целом страдали от жестокого обращения владельцев. Иверсен подчеркивает, что Общество боролось с этой практикой, заботясь о благополучии животных и выступая против приучения зрителей к их страданиям [Там же: 36–37][105].

Деятельность РОПЖ во многом основывалась на убеждении, что низшие слои населения России, особенно крестьянство, проявляют особую жестокость по отношению к животным. Прежде чем подробно остановиться на полемике о соревнованиях по волчьей травле, которые, как правило, устраивались охотниками, принадлежащими к привилегированным классам, я упомяну один способ борьбы с волками, применявшийся в сельской местности, на примере которого видно, что это убеждение было небезосновательным. В 1893 году в журнале РОПЖ появилась статья некоего Воронова «Зверский и опасный способ истребления волков» [Воронов 1893][106]. Автор отмечает, что этот способ с незапамятных времен используется крестьянами Новгородской губернии. С середины июня до середины июля, слыша вой волчат, они отыскивают логово. Далее самые смелые из селян, дождавшись, когда взрослых волков не будет на месте, приближаются к логову, достают оттуда волчат, связывают веревками и несут к ближайшей реке. Затем прибивают их за лапы к круглым деревянным плотам и отпускают плыть по течению реки. Визг обезумевших волчат привлекал взрослых волков, которые пускались вслед за ними вдоль по берегу. Благодаря круглой форме плоты обычно уплывали на значительное расстояние, и если способ срабатывал, окрестности логова на некоторое время очищались от волков.

Первая половина статьи Воронова представляет собой беспристрастное описание этого способа. Во второй половине автор переходит к его критике как с практической, так и с моральной стороны:

Нет спору, что волк серьезный враг и хищник домашних животных,