высшей меры казни? Виселица? Двуручный топор? Дыба? Стараясь об этом не думать, я верчу головой. Далеко на западе налитое багрянцем солнце неспешно спускается к горизонтали, делящей небо и озерную гладь. Вокруг меня, по дощатой пристани, снуют люди — в основном, грузчики и матросы. В отдалении, среди теней портовых улиц, мелькают горожане — простые работяги, для которых сегодняшний день ничем не отличается от вчерашнего и позавчерашнего. Когда я чуть разворачиваю корпус, то вижу выстроившиеся у причалов корабли — в основном, небольшие рыболовецкие шхуны, среди которых, как акула среди карасей, выделяются маститые торговые галеоны. Кажется, мы ждем, когда нашу дружную компанию подберет один из таких кораблей; подберет и повезет по Тейну, одной из крупнейших рек западной части материка, на восток, прямиком в столицу.

Возможно, перед смертью мне хотя бы удастся полюбоваться столичными достопримечательностями — если верить Конфуцию, Тальданор представляет собой шедевр архитектурных изысков. А то при виде этих портовых домиков и улочек, пропитанных запахами соли и рыбы, мне самому хочется поскорее залезть в петлю. Еще и какие-то горожане в темных балахонах с капюшонами снуют, разбившись на пары, рядом с нашей пристанью...

Стоп, что?

Я как будто резко выныриваю из сна. Сознание проясняется, а квадратное уравнение, что я пытался решить между делом, отступает резко в сторону. Я прищуриваюсь и осторожно посматриваю по сторонам. Эти люди... их ведь раньше здесь не было. И вряд ли это простое совпадение, что шайка каких-то псевдомонахов просто так решила прогуляться по отдаленной городской пристани. Моих конвоиров это, правда, не слишком-то заботит: пользуясь тем, что Ливе Манроуз отлучился, чтобы заверить бумаги у портового нотариуса (или инспектора, один хрен я в этом не разбираюсь), они позволили себе немного расслабиться. Четверо, с поблескивающими в свете заходящего солнца алебардами на плечах, стоят в сторонке, почти что у края причала, и о чем-то оживленно болтают. Еще трое, отставив алебарды, уселись на груду ящиков и, время от времени поглядывая в сторону домика нотариуса, где несколькими минутами ранее скрылся Ливе, принялись с остервенением резаться в какую-то карточную игру — увы, все-таки мне не удастся прославиться в качестве изобретателя карт. Двое стоят, позевывая, рядом со мной — на тот случай, если я все-таки припрятал где-то короля и захочу объявить кому-нибудь из них внезапный шах. Впрочем, за всю дорогу я не предпринял ни единой попытки сбежать (не потому, что трусливый, а потому, что не полный идиот) или отмочить какую глупость, так что конвоиры инквизитора последнее время практически перестали обращать на меня внимание. Остаются еще трое солдат Ливе — они патрулируют периметр пристани, время от времени злобно позыркивая на прохожих, что пытаются выяснить у них, кого на этот раз поймали. Похоже, в этом мире находится изрядное количество идиотов, решивших выкрасть у кого-нибудь таблицу умножения или поиграть в шахматы до своего сорокалетия.

«Думай!» — приказываю я самому себе, убеждаясь, что люди в темных балахонах здесь отнюдь не случайные гости.

Где-то в глубине души я невольно начинаю ликовать. Кого я обманываю? Я с самого момента пленения знал, что Конфуций меня не бросит, поскольку я его не сдал... хотя мог бы. И старик не из тех, кто делает все на скорую руку — он явно учел все возможные вероятности и выбрал идеальное место и время, чтобы меня освободить. Если еще удастся обойтись без кровопролития...

Не успеваю я об этом подумать, как двое мужчин в балахонах, стоящие ближе всего к пристани, резко бросаются на двоих патрульных Ливе. Блестит в воздухе заостренная сталь, мечутся руки, быстро и уверенно. Один из патрульных ловит кинжал под печень, другой — между лопаток. Тела не успевают обмякнуть, как еще двое моих спасителей достают из-под одежд что-то вроде мини-арбалетов и целятся в картежников. Бедняге, что только-только получил хорошую руку и с гордостью выложил ее на всеобщее обозрение, болт насквозь пробивает череп. Его соседу заостренный снаряд прилетает в грудь, с такой силой, что конвоир опрокидывается через груду ящиков и сваленные поверх них алебарды.

В этот момент в толпе начинается паника. Кто-то визжит, кто-то орет, кто-то принимается причитать высшим силам. Мои конвоиры запоздало понимают, что что-то пошло не так... вот только инициатива уже полностью на стороне стрекоз. Вооруженный двумя изогнутыми клинками, воин в балахоне врывается на пристань, в два прыжка оказывается рядом с недобитыми картежниками и наносит град рубящих ударов прежде, чем двое выживших успевают встать. Что-то влажное и теплое прилетает мне на лоб и щеку — подозреваю, что кровь убитых. На всякий случай я решаю слезть с ящика и использовать его как укрытие, чтобы ненароком не словить шальной арбалетный болт. Мне все еще непонятно, зачем Конфуций решил прибегнуть к столь кровавым мерам (еще и при куче свидетелей), но расспросы я решаю оставить на потом.

— Сложите оружие и сдавайтесь! — орет один из нападающих в сторону выживших стражников, в спешке пытающихся скучковаться и организовать сопротивление. — Отдайте пленника и, ручаюсь, больше никто не пострадает!

Голос оратора мне незнаком, и это кажется странным. К горлу подкатывает нехорошее предчувствие. Осторожно выглядывая из-за ящика, я смотрю в сторону нападающих, пытаясь выискать хоть один знакомый силуэт... В эту секунду до меня начинает доходить: за мной пришли не пурпурные стрекозы.

За мной явились болотники.

Ледяная дрожь пронзает мою спину. Надежды на светлое будущее развеиваются, как туман. Что хуже, смерть от рук палача или от клана, считающего меня предателем? Я даже не знаю, что и думать.

Оставшиеся стражники не поддаются на провокацию и, потрясая алебардами, бросаются в ближний бой. Лязг стали столь громкий, что у меня закладывает уши. И все же я пытаюсь собраться с мыслями и силами. Что делать? Покорно ждать, чья сторона победит? Ну уж нет, не для того я вырывался из тьмы в сияющую дверь. Хватит с меня бездействия.

Взгляд скользит в сторону, туда, где среди груды ящиков четверо конвоиров минуту назад перекидывались в карты. Если мне не изменяет память, у одного из них имелся при себе