— Что означает… Даже не знаю, что это означает, — бормочу, пробуя улыбнуться. — Много чего, наверное.

Надпись «Голливуд» ослепительно сияет с холма, и вертолет низко летит над кладбищем, и небольшая траурная процессия медленно ползет меж надгробий. Прошло всего пятнадцать минут с тех пор, как я здесь.

— Ну-у, — тянет Блэр неуверенно. — Если ты ничего не сделал, о чем беспокоиться?

— Им кажется, что я мог быть частью какого-то… плана, — говорю впроброс — Даже слово «заговор» звучало.

— Что они могут доказать? — спрашивает тихо.

— У них есть одна запись, которая меня якобы обличает… Наговорил ему спьяну на автоответчик… — умолкаю. — Я спал с его девушкой, ну и… — поднимаю глаза на Блэр и тут же отвожу в сторону. — Думаю, я знаю, кто это сделал, и думаю, они выкрутятся… А вот где в тот вечер был я, никто не знает.

— Не бери в голову, — говорит Блэр.

— Как я могу не брать? — спрашиваю.

— Я скажу, что ты был со мной.

Вновь поднимаю на нее глаза.

— Я скажу, что ты был со мной весь вечер, — говорит. — Я скажу, что ты был со мной всю ночь. Трент с девочками уехал. Я была одна.

— Ради чего? — Я всегда задаю этот вопрос, когда не знаю, что еще сказать.

— Ради… — начинает, но не договаривает. — Я тоже хочу кое-что получить. — Пауза. — От тебя.

— Да? — говорю, прищуриваясь, вслушиваясь в приглушенный шум автомобильной сутолоки на улице Говер за моей спиной.

Она протягивает руку. Я медлю, прежде чем ее взять, но едва встаю со скамьи, сразу же отпускаю. «Она ведьма» — слышу чей-то шепот. «Кто она?» — спрашиваю. «Она ведьма, — говорит голос — Как все они».

Блэр снова берет мою руку.

Думаю, мне и так ясно, чего она хочет, но при виде ее машины последние сомнения рассеиваются. Это черный «мерседес» с тонированными стеклами — совсем как тот, что ехал за мной по Фаунтен, или тот, что кружил по ночам вокруг комплекса «Дохини-Плаза», или тот, что стоял по соседству с синим джипом, караулившим меня на Элевадо, или тот, что следовал за мной под дождем к дому на Орендж-Гроув. Чуть поодаль — светловолосый парень, которого я видел на пирсе «Санта-Моника», и за барной стойкой в «Дэн Тана», и на мосту в отеле «Бель-Эйр», и с Рейн на стоянке перед «Бристол фармз» в прошлом декабре; он стоит, привалившись к капоту своей машины, и, поймав мой взгляд, опускает руку, которой прикрывался от солнца. Со скамьи на кладбище мне казалось, что парень осматривает надгробия, но теперь понимаю, что он наблюдал за нами. Отворачивается по кивку Блэр. Я продолжаю смотреть на его машину, ощущая щекой прикосновения ее пальцев. «Иди, куда она скажет», — вздыхает голос. «Но она ведьма, — шепчу в ответ, не сводя глаз с машины. — Просто спрятала когти…»

— Твое лицо, — говорит.

— Что с ним?

— Будто не было этих лет, — шепчет, — Только очень бледное.

* * *

Есть масса вещей, которые Блэр так про меня и не поняла, многое просто просмотрела, а кое-чего не узнает уже никогда, и пропасть между нами сохранится навечно — слишком много вокруг темных пятен. Давала ли она клятвы коварному отражению в зеркале? Плакала ли хоть раз от бессильной ненависти? Жаждала ли измены столь истово, что превращала в реальность свои самые низменные желания, воплощая одну фантазию задругой в только ей понятной последовательности, меняя правила по ходу игры? Сможет ли вычленить тот миг, когда она утратила способность чувствовать? Помнит ли год, сделавшей ее такой? Затемнения, наплывы, переписанные сцены, все, что мною вычеркнуто, — как же хочется сказать ей про эти вещи! — но я знаю, что не смогу, а самая главная из них: мне никто никогда не нравился, и я боюсь людей.

1985—2010