— Дерьма всякого по твоим сценариям, — говорит без всякой усмешки. — Кто же в таком случае написал эти мейлы, Клэй? — спрашивает с притворной игривостью, как будто знает ответ.

— Может, она же и написала, — бурчу во тьме.

— А может… кто-то другой, — говорит. — Кто-нибудь из твоих недоброжелателей.

Отмалчиваюсь.

— А ведь Барри тебя предупреждал о ней, — говорит.

— Барри? — повторяю, не вслушиваясь, уйдя с головой в айфон. — Что?

— Вульф, — говорит, — Твой персональный гуру. — Пауза. — Гуру с бульвара Сотель, — поворачиваясь ко мне. — Он тебя предупреждал о ней. — Опять пауза. — А ты не послушал.

— А если я скажу, что мне по большому счету по барабану?

— Тогда я за тебя очень волнуюсь.

— Я не писал этих писем.

Не слушает.

— Неужели ты ею еще не наелся?

— Как они к тебе попали?

— То есть я искренне сочувствую твоему… затруднению, — говорит, игнорируя мой вопрос. — Поверь мне, искренне.

— Какому еще затруднению, Рип?

— Ты слишком умен, чтобы всерьез увлекаться, — говорит медленно, додумывая мысль на ходу. — Значит, должно быть что-то другое, что тебя вштыривает… Ты же не идиот, чтобы западать на этих блядищ, а страдаешь по-настоящему… Все знают, как тебя накрыло из-за Меган Рейнольдс… Это, кстати, ни для кого не секрет. — Скалит зубы в усмешке, прежде чем снова пуститься в рассуждения. — Что-то тут не стыкуется… Тебя вштыривает, а ты все равно страдаешь… — Снова поворачивается ко мне в темноте салона, а за окнами мелькают витрины дорогих бутиков на Беверли-Глен. — Может, тебя вштыривает сам факт, что своим поведением ты отбиваешь у них всякую охоту отвечать на твою любовь взаимностью? И может, — замолкает, подыскивая слова, — ты куда завернутее, чем все мы привыкли думать?

— Ага, точно, Рип, — ерничаю, но меня бьет дрожь. — Скорее всего, так и есть.

— Они не отвечают на твою любовь и никогда не ответят, — говорит. — Во всяком случае, не ответят так, как тебе бы хотелось, но на какой-то период все равно оказываются в твоей власти, потому что ты им что-то пообещал. Неплохую завел систему. — Пауза. — Романтик. — Вздох. — Интересно.

Упрямо пялюсь в айфон, хотя уже самому противно.

— Единственное утешение, что и ее красота пройдет, — говорит. — Но пока этого не случилось, я хочу ею попользоваться.

— Какое утешение? О чем ты? — спрашиваю, и по телу разливается волна страха. — Что все это значит?

— Много разного значит, Клэй.

— Я хочу выйти, — говорю. — Высади меня.

Рип говорит:

— Это значит, что она никогда тебя не полюбит. — Пауза. — Это значит, что все — мираж. — И затем, касаясь моего плеча: — Она подставляет тебя, cabron.

Протягиваю Риггу телефон.

— Я уже говорил: ты мне не опасен, — сипит. — Дрючь ее хоть до посинения. Почему нет, если это ничему не мешает. — И после небольшого раздумья: — Пока не мешает.

Рип берет у меня из рук телефон и прячет его в карман.

— А вот Джулиан… Его она любит. — Пауза. — Тобой только пользуется. Может, тебя это вштыривает. Почем мне знать. Получит ли она то, чего добивается? Подозреваю, что нет. Не знаю. Ничего не меняет. Но Джулиан? По какой-то необъяснимой причине она его по-настоящему любит. Ты, конечно, стараешься всю эту историю затянуть. Кормишь ее подачками, и она. вынуждена их принимать, надеясь, что в награду получит роль. Но это лишь еще больше сближает ее с Джулианом. — Опять пауза. — Будь я на твоем месте, мне было бы сейчас очень страшно…

* * *

Высаживая меня, Рип говорит:

— Джулиан пропал.

Лимузин стоит у подъезда комплекса «Дохини-Плаза». Пока мы возвращались назад по Беверли-Глен и Сансет, Рип отвечал на CMC, а из динамиков неслась песня «The Boys of Summer»[79], пущенная на повторе.

— У себя в Уэствуде его нет. Мы не знаем, где он.

— Может, поехал искать Аманду, — говорю, глядя на пустую стойку парковщика сквозь тонированное стекло.

— Вообще-то этим Рейн должна заниматься, — отвечает невозмутимо — Хотя я забыл. У нее же на этой неделе проба, да?

— Да, — говорю. — Проба.

— Я смотрю, она не особо волнуется из-за соседки, — вздыхает. — Куда больше — попадет ли в твой паршивенький фильм.

— А должна волноваться? — спрашиваю. — Где Аманда, Рип? — и потом, сделав глубокий вдох: — Ты знаешь? — Жду. — Ты ведь и с ней успел. После того, как Рейн сбежала от тебя к Келли. Так мне, по крайней мере, рассказывали.

— Женщины умом не блещут, — говорит. — Это экспериментально доказано.

Я его не вижу, только слышу, но, оказывается, так легче.

— С чего вдруг? — спрашиваю. — В отместку? Думал, Рейн начнет на себе волосы рвать из-за того, что ты трахаешь ее соседку?

— Он прячется, — говорит Рип, пропуская мои слова.

— Надо же, как тебя на нем перемкнуло!

— Прячется. — Пауза. — Я думал, может, ты знаешь, где он. Думал, может, поделишься.

— Да, плевать мне, где он.

— А ты выясни, а потом позвони.

— Кто, по-твоему, это может знать? — спрашиваю. — Поговори с Рейн.

Вздыхает.

— Ты распорядился его избить? — спрашиваю. — Чтобы он понял наконец, чем рискует, оставаясь с Рейн?

— Никакой фантазии, — говорит. — Примитивно мыслишь.

Слегка подавшись вперед, Рип вталкивает в плеер какой-то диск. Откидывается. Сбивчивое дыхание, шум ветра, звуки соития, чей-то шепот в момент оргазма и затем мой голос, вмиг воссоздающий в памяти все: спальню в квартире 1508 на пятнадцатом этаже дома, возле которого стоит лимузин, вид с балкона, призрак умершего паренька, потерянно парящего по комнатам своей бывшей квартиры. А затем откуда-то сзади, из динамиков, к моему голосу присоединяется голос Рейн.

— Выключи, — прошу шепотом. — Пожалуйста, выключи.

— Дальше все равно ничего интересного. — Рип наклоняется к плееру и вытаскивает диск.

— Как к тебе это попало?

— Я смотрю, ты любишь этот вопрос.

— Я ни к чему не причастен.

— Кто знает, что толкает человека на тот или иной поступок? — Рип откидывается на спинку сиденья, не слушая меня. — Того же Джулиана. Мотивы его поступков мне не ясны.

Берусь за ручку дверцы.

— Каждый день открываешь что-нибудь новенькое, — продолжает. — Порой такое про себя узнаешь, что только диву даешься.