А можно, наверное, позагорать!

Сидят на нем чайки. О чем они стонут?

Но будьте внимательны! Чайки не тонут!

То чайки! Но если из вас кто-нибудь

захочет на острове том отдохнуть

и, может быть, даже ему невзначай

взбредет на огне вскипятить себе чай —

Ах! Лучше не надо! Ведь все неспроста!

Хоть кожа его и прочна и толста

и с виду вам кажется, будто он спящ,

но знайте — о олухи! — ОН НАСТОЯЩ!

Укрыв под волнами огромный живот,

он медленно-медленно морем ПЛЫВЕТ!

И если потопать ему по спине

иль чайник поставить кипеть на огне —

печально, движение сделав одно,

незваных гостей он отправит на дно!

Немало чудовищ скрывают моря.

Я вам рисковать не советую зря,

поскольку Хвоститокалон-тугодум

не жалует тех, кто теряет свой ум.

Теперь он остался последним в роду —

и встреча с ним в море приносит беду.

И вы не сходите — даю вам совет! —

на берег, которого в лоции нет,

а лучше совет мой примите другой:

не стоит из дому вообще ни ногой!

Вот толстый кот

сопит и спит,

лишь мышь в тиши

у плит скрипит.

А кот бредет

в лесу сейчас,

где яр пожар

звериных глаз,

где дикий рык,

пир страшных игр,

налево — лев,

направо — тигр.

Игрива грива,

пасть льва — страсть!

Не дай вам бог

туда попасть!

И грозный тигр

того, кто слаб,

когтистой лапой —

цап-царап!

Они одни

в лучах луны

добычу бьют,

сильны, вольны,

но кот — и тот,

о том, кем был,

сопит и спит —

а не забыл!

В горах далеких человек

на валуне сидел —

сидел, сидел за веком век

и тени не имел.

В ночи пронзительно крича

под полною луной,

слетались совы, клюв точа

о камень неживой.

Явилась дева средь ночи

с венком на голове,

струились лунные лучи

по трепетной траве.

И этот человек разбил

заклятие свое,

и обнял деву, и обвил,

и отнял тень ее.

С тех пор ни солнце, ни луна

ей свой не лили свет —

без тени мается она,

где дня и ночи нет,

но раз в году у них пора

явиться из темна:

они танцуют до утра

вдвоем — а тень одна.

Луна и солнце были юны,

лучи их были словно струны —

и пели боги на заре

о золоте и серебре,

и травы серебром искрились,

и реки золотом струились.

Еще ни гном и ни дракон

травы не мял той испокон,

и мир еще не ведал смрада,

что шел из черной глотки ада.

И жили эльфы на земле —

и в кузницах своих во мгле

волшебные заклятья пели,

дабы добиться высшей цели,

вплавляя лунные лучи

в короны, кольца и мечи.

Но злое наступило время —

и мир покинуло то племя.

И песни эльфов не звучат:

железом скованы — молчат.

Враг, неприемлющий добро,

все золото, и серебро,

и драгоценные изделья

надолго спрятал в подземелья

и проклял их заклятьем зла —

на земли эльфов мгла легла...

В пещере старый гном сидел —

он плавить золото умел;

ковал он до седьмого пота —

согнула в рог его работа;

и сотни отковав колец,

он мнил купить себе венец,

но кожа гнома пожелтела,

и за работой то и дело

из-за давно ослабших глаз

ронял во мраке он алмаз.

И занят был он лишь собою,

когда дракон, влеком алчбою,

к нему явился на порог

и гору беспощадно сжег;

золою стали кости гнома

во мраке выжженного дома.

В горе старик-дракон дремал,

и глаз его во тьме был ал —

но, золото обняв крылами,

дракон скукожился с годами,

покрылся пленкой алый глаз,

и горн внутри почти погас;

горя, алмазы и рубины

вдавились в панциря пластины;

он нюхал золото, лизал —

и совершенно точно знал,

где под его крылом местечко

любого малого колечка.

И дни и ночи напролет

он думал, как воров сожрет,

как выпустит кишки любому, —

и снова погружался в дрему.

Но старый дремлющий дракон

не услыхал кольчуги звон

и пробудился слишком поздно,

когда к его берлоге грозно

явился воин молодой,

чтоб вызвать на жестокий бой;

крыла драконовы устали

и уступили хладной стали —

и огнедышащий дракон

мечом булатным был сражен.

В своей блистающей короне

седой король сидел на троне;

не ел, не пил, не пировал,

но часто хаживал в подвал —

в его сокровищнице темной

стоял резной сундук огромный,

что был на семь замков закрыт

и чистым золотом набит.

Давно его померкла слава,

и правил он давно неправо;

дворцы ветшали, но зато

свое любил он золото.

Беда пришла к его палатам —

он был повержен супостатом,

на трон его уселся враг,

а кости бросили в овраг.

Лежат сокровища в пещере:

там наглухо закрыты двери —

никто вовеки не войдет

под этот мрачный древний свод.

Теперь стада на мирных склонах

пасутся среди трав зеленых,

и жаворонок звенит с высот,

и ветер с моря травы гнет.

Покуда эльфы спят глубоко,

покуда ждет земля — до срока,