Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я быстрым шагом двинулся в кабинет. Вот уж неожидал от жеманного, напудренного Пусика такой прыти! Взял и поставил на конИвана Павловича. Это же черт знает что такое!
…Выслушав внимательно мой отчет, Норапереложила на столе бумаги и заявила:
– Все понятно! Сейчас идешь отдыхать!Утром, ровно в десять, едешь к этому ботану Валентину и вытряхиваешь из парнявсе! Думаю, Олеся рассказала любовнику о своих махинациях. Если он подтвердитнаши предположения, то дело разрулено, свекровь подставила невестку.
– И убила своего сына?! Чтобы избавитьсяот его противной жены?
– Разберемся.
– Но у меня нет адреса Валентина!
Элеонора постучала пальцем по столу.
– Я давно заметила, что общение сНиколеттой действует на твой мозг губительно. Мы имеем телефон парня. Ступай,Ваня, ложись спать.
Я хотел было наябедничать на Леву, рассказатьо его безобразном поведении на вечеринке, но отчего-то раздумал.
В спальне меня ожидал сюрприз. На тумбочке укровати стояла тарелка с бутербродами. Сэндвичи явно делала не Ленка, нашадомработница способна лишь косо нарезать толстые куски хлеба и обмазать ихмаслом. А тут настоящее произведение искусства: ржаные тосты, сыр, кружочкипомидоров, веточки зелени, оливки и фигурно нарезанное крутое яйцо. Рядомбелела записка: «От лучшего друга с любовью. Ешь на здоровье, отдыхай ирасслабляйся. Чмок! Твой Левушка». Нервно оглянувшись, я живо порвал записку –не дай бог цидулька попадется на глаза постороннему человеку, тогда слух продальнобойщика Сашу сменит иной: о нашей противоестественной связи со Львом.«Чмок! Твой Левушка!» С ума сойти! Внук Варвары – настоящее исчадие ада.
Я упал на кровать, схватил книгу «Обычаииндейцев» и машинально взял один бутерброд. Следовало признать: Лева абсолютноне воспитан, распущен, не имеет моральных тормозов и спорит по любому поводу,но вот сэндвичи у него получаются просто замечательные!
На следующий день, около одиннадцати утра, ястоял возле дорогой железной двери и нажимал на звонок.
– Кто там? – звонко донеслось из-застворки.
Обрадованный тем, что в квартире есть хозяева,я бойко ответил:
– Ответственный секретарь общества«Милосердие» Иван Павлович Подушкин, не бойтесь, я абсолютно благонадежен и…
Остаток фразы я проглотил, раздались легкиещелчки, и дверь распахнулась.
– Иван Павлович? – кокетливоспросила крошечная старушка ростом чуть выше табуретки. – Замечательноеимя! Моего мужа так же звали. Слышали, конечно, об известном, гениальном,необыкновенном певце Олежко?
– Конечно, конечно, – закивал я, неимея ни малейшего понятия об упомянутой личности.
– Это и есть мой Иван Павлович, –подбоченилась бабуся.
– Неужели! – ахнул я, закатываяглаза. – Не может быть! Сам Олежко!
– Именно так, – горделиво подтвердилаона, – увы, Иван Павлович скончался… дай бог памяти… год из ума вылетел…вот он, склероз!
– Примите мои соболезнования. Мир в еголице потерял великого певца! – воскликнул я.
– Да-да, вы правы, – восхитиласьстарушка.
– Разрешите войти? – улыбнулся я.
– Для почитателей таланта Ивана Павловичадверь всегда открыта, – объявила пенсионерка.
Я очутился в коридоре и начал:
– Уважаемая Татьяна Карловна…
Бабушка засмеялась.
– Милый мальчик, спасибо, мне оченьприятно, но я не Танечка!
– А кто? – удивился я.
– Ангелина Степановна Олежко, – сдостоинством ответила бабуся.
– Простите, пожалуйста.
– Наоборот, крайне мило, –засмеялась старушка, – комплимент получился абсолютно искренний. Танечка –моя невестка.
– Значит, Валентин ваш внук?
Ангелина Степановна моргнула.
– Так вот оно что! Знала же! Ступайтесюда скорей! Боже, какое счастье! А я Танечке сейчас сообщить не сумею! Вот онаобрадуется, когда вернется из командировки! Абсолютно была уверена! Знаете,какой сегодня день?
– Вроде среда, – ошарашенно ответиля, влекомый хозяйкой по коридору.
– Сюда, сюда, – суетилась АнгелинаСтепановна, приглашая меня в гостиную, – на диванчик! Секундочку, –пропела бабуся и унеслась прочь.
Я начал изучать обстановку. Гостиная немаленькая, но большую ее часть занимает концертный рояль с поднятой крышкой. Аеще тут есть круглый стол под кружевной скатертью, масса стульев, пуфиков,креслиц, банкеток, два диванчика, рекамье, буфет, забитый посудой, мраморнаяколонна с бюстом Моцарта, а стен не видно за портретами.
– Вот и чаек, – запела АнгелинаСтепановна, втаскивая поднос.
Я бросился на помощь хозяйке.
– Сахар? Сливочки? Возьмите шоколадныеконфеты, вафельки, – угощала меня Ангелина Степановна, – мы небедствуем. Танечка и Валя работают, но, конечно, стипендия от вашего фонда длянас просто счастье! Я знала, что именно сегодня нам повезет! Чувствовала,ощущала! Ночью муж приснился и сказал: «Ангел, не тревожься! Валечка получитденьги!» Так знаете, какая сегодня дата? День рождения Ивана Павловича! Ему быисполнилось девяносто пять! Да-с! Вон он, мой муж!
Изуродованный артритом палец указал на стену,я невольно переместил глаза на портреты.
– Сейчас расскажу о нашей семье, –воскликнула Ангелина Степановна, – вы же должны со всех сторон изучитькандидата!
Я, плохо понимая, что происходит, покорнокивнул.
Иван Павлович Олежко, оперный певец, не имелдворянского происхождения. Род его корнями уходил к крепостному парню Ване,которому за редкий певческий талант барин выдал вольную. Ваня благодетеля небросил, остался с помещиком уже на положении свободного работника, женился нагорничной Анне, и у них родился мальчик, названный в честь доброго хозяинаПавлом. Так с тех пор и повелось: то Иван Павлович Олежко, то Павел ИвановичОлежко. Ситуация, близкая мне: у Подушкиных существовала та же самая традиция.