И начав же, предварительно сговорившись, с того, что сначала обстреляли друг друга содержимым же того же самого все белого и высокого большого пакета с мукой, бегая еще же при этом вокруг и прячась же от встречных выстрелов-ответов за красным лакированным столом без ножек, единым фронтом и прямоугольной же тумбой установленный в середине святая святых — кухни и в ее же сердце, прямо-таки и будучи же ее и самым что ни на есть сердцем, пусть и чуть темным, черным снизу, но зато и красной крышкой прикрытый и накрытый сверху. И окруженный уже сам всевозможным и не кухонным черным гарнитуром: от большого и даже громоздкого — вроде двустороннего холодильника у стены и близ двери, печи и плиты, вытяжки над ними, духовки с посудомойкой, встроенных в столешницу неподалеку и до мелкого и компактного — вроде кофеварки, электрического чайника и микроволновки. В общем, рабочей поверхности для готовки — хватало на всех, вся и все: что и окаймляющей стол по стенам из красной же глянцевой мелкой плитки и стоя же на полу из нее же, но уже крупной и черной, вмещающей в себя весь технический и не потенциал, что и в центре — на том же самом все столе. Белый же натяжной потолок над ними играл и игрался белым пятном вместе же с не менее белым холодным светом, встроенным в него и был же той самой белой вороной на фоне всего вамп-интерьера. Но зато и отлично сочетался с белой керамической посудой и кружками, убранными частью в посудомойку, а частью и в черные с красными и красные с черными горизонтальными и вертикальными полосами деревянные ящики, что были расположены под потолком и над полом. И что ютились же так же вместе и со стеклянными бокалами, фужерами и рюмками, а металлические столовые приборы, подходящие уже под такие же ручки стола, тумб и техники, разместились в двух первых по нужным и созданным для этого красным и черным пластиковым отсекам соответственно.

После же пряток и где-то раненой, а где-то и прямо-таки убитой техники, чисто рикошетом и по касательной попадая или не друг в друга, они досыпали муки до кучи и на сам же пол, дабы никого уж не обделить, не обидеть и не оставить равнодушным, крича «Ура!» и только чепчики же в воздух не бросали, обойдясь, как ни странно и нельзя кстати, малой кровью и лишь своими жженым сахаром, глазурью и фиалками с огненными лилиями, явно перебив еще всем этим и само сиреневое недовольство, как и сгустившийся же прямо-таки озон третьей не лишней, затем упали на него и, как в свою очередь же со снегом, сделали ангелов, да, ангелы сделали ангелов, работы и дел было же и впрямь невпроворот, но они справились со всем сообща и выбили себе наконец отдых, в конце же еще дружно сфотографировав все это действо-бедство и выложили в свои соцсети под одной надписью и единым же хештегом: «Who run the world? Girls… power! #Whynot».

«Why yes?»: и хотелось бы спросить Софии, только представляя и только же на секунду, что с ними будет, а и точнее что с ними сделают, стоит только великой да и, чего уж там, великолепной четверке, а ныне еще и пятерке, спуститься в одни из своих еще же ранее холостяцких хором, доселе чистых и не тронутых же женской рукой, кроме них же самих опять же, практически же и неприкасаемых, а и так часто же еще и конкретно — вообще никогда и тем более, да и не было уже смысла: время подходило, девчонки не уходили, прибрать все это за ту же секунду не представлялось возможным, только если и сама же Карина не подсобит, а она и «не подсобит», ведь кто убирает то, что сам же устроил, только дурак и тот, кто видит в этом проблему, как и бардак, так что оставалось ей лишь понять, принять, простить и похоронить себя же, но и не вместе же с ними под всем же этим, хоть где-то уйдя вплавь по течению и как капитан в ожидании же кары, согласилась же на помощь, получи и распишись, все взятки — гладки, как говорится.

— У-умнички вы мои! — Нараспев проговорила она, держа, как могла уже и из последних же сил маску добродетели и — желательности, а за ней уже и свое постоянное состояние нестояния: сарказма и иронии с примесью шока, ужаса и посыпкой же паники. — А теперь — шагом марш умываться и накрывать на стол: я все вам вынесу затем сама!

— Нет! — Топнула несогласно своей правой ногой и сразу же после левой, немного и промаршировав еще таким образом на месте, Полина, хотя и изначально же, как и с руками, выбрав не самую сильную уже, а звонкую, стараясь придать же себе тем самым куда более строгий, чем он мог быть на самом деле, вид, но вот только как его и не было — так он и не появился, еще только больше развеселив остальных, что даже и сама брюнетка пустила легкий смешок меж своих зубов и губ, походящий скорее на грузный выдох и на что та только еще сильнее заупрямилась и закачала головой. — Нет… Мы поможем!

— Идите уже… Справлюсь и без вас в этот раз: напомогали ж уже ранее так, что и вон — ни тогда, ни сейчас… ни вообще не разгрестись!

Пожелав еще что-то сказать, и не столько чтобы не оставлять последнее слово не за собой, а и чтобы уже окончательно отстоять свою позицию на еще одну помощь, блондинка только открыла рот, как и тут же закрыла его, не увидев никакой реакции на это. И, пробурчав что-то неразборчивое и в то же время озлобленное себе же под нос, переглянулась с не менее несогласной и хмурой шатенкой и, не сговариваясь словесно с ней, надула с ней же нижнюю губу, чтобы уже после этого, мимически же еще так же сговорившись не сговариваясь показав Софии язык с характерным же еще для этого действия звуком и комментария после самой брюнетки «Средне-низших разумных и адекватных существ», направиться на выход из кухни под нехарактерный для всей этой ситуации, но и уже просто не сдерживаемый от всего этого и сразу смех оставшейся в ней.

* * *

…Хорошие и плохие люди, дни. Черные и белые полосы… Сегодня — было хуже.