«намного лучше»? Впрочем, это не суть важно, важно, что Яновский в ответном письме от 16 декабря 1867 г. категорически советовал осуществить это благое намерение по возвращении из-за границы без всяких раздумий: «…переезжайте к нам в Москву. Климат здешний несомненно окажет на Вас более благоприятное влияние, нежели в Северной Пальмире <…>. Имея даже в виду особенное Ваше расположение к нервным атакам <…> здесь будет для Вас лучше, чем в питерских туманах и частых в нём барометрических переменах…» [ПСС, т. 282, с. 501]

Казалось бы, сам Бог велел послушаться этого совета! Ведь практически вся зрелая творческая жизнь Достоевского была связана с московским журналом «Русский вестник», в той же Москве жили-проживали ближайшие родственники (сестры В. М. Достоевская (Иванова) и В. М. Достоевская (Карепина) с семьями), давнишние хорошие товарищи-знакомые вроде поэта А. Н. Плещеева, первопрестольная была центром столь близкого писателю славянофильства, да и, опять же, Москва была и «малой родиной» Достоевского, но… Но Достоевский продолжал жить в «чахло-золотушном» (убийственный эпитет всё того же Яновского) Петербурге, хотя по-прежнему мечтая вырваться из него: «…климат петербургский для меня решительно становится невыносим. <…> если Бог даст веку, непременно устроюсь где-нибудь не в Петербурге. Полагаю, что перееду окончательно в Москву…» (из письма к Е. П. Ивановой от 5 /17/ июня 1875 г. А всего за пять дней до кончины (!) писатель, строя с женой планы на лето, развивал идею покупки своей земли неподалёку от Москвы в Шацком уезде, намереваясь стать помещиком, сельским жителем, начать дышать, наконец, свежим воздухом. Стоит вспомнить в связи с этим весьма характерную строку-штрих в описании внешности сельского барина Свидригайлова: «…и цвет лица был свежий, не петербургский».

Достоевский так и остался петербуржцем. Ему суждено было жить в этом «самом отвлечённом и умышленном городе на всём земном шаре» («Записки из подполья»), умереть в нём и стать одним из самых глубоких и прославленных его летописцев-художников.

«Петербургский сборник»

Альманах, изданный Н. А. Некрасовым в январе 1846 г. Среди авторов, помимо самого Некрасова, были — А. И. Герцен (Искандер), А. Н. Майков, И. И. Панаев, В. А. Соллогуб, В. Ф. Одоевский, И. С. Тургенев и другие уже известные к тому времени писатели. В этом издании появилось и первое произведение Достоевского — «Бедные люди», которым сборник открывался. По мнению всех рецензентов, даже тех, кто ругал издание Некрасова, именно этот роман и стал «гвоздём» сборника. Белинский свою рецензию на «Петербургский сборник» так и начал: «“Бедные люди”, роман г. Достоевского, в этом альманахе — первая статья и по месту и по достоинству. Начинаем с неё…» (ОЗ, 1846, № 3) и далее критик, после подробного разбора, объявил «Петербургский сборник» и в первую очередь роман Достоевского — программными для «натуральной школы».

По предложению Белинского, авторы, имеющие средства, отдали свои произведения в альманах бесплатно (Герцен, Тургенев, Панаев, Одоевский и др.), те же, кто нуждался, гонорар получили (вроде переводчика А. И. Кронеберга). Достоевский сообщал брату Михаилу в письме от 8 октября 1845 г.: «Терзаемый угрызениями совести, Некрасов забежал вперёд зайцем и к 15 генварю обещал мне 100 руб. серебром за купленный им у меня роман “Бедные люди”. Ибо сам чистосердечно признался, что 150 р. сереб<ром> плата не христианская. И посему 100 р. сереб<ром> набавляет мне сверх из раскаяния…»

Именно с «Петербургским сборником» связана литературная сплетня, будто роман Достоевского в нём был обведён-выделен «каймой» (см. П. А. Анненков).

Петерсон Николай Павлович

(1844–1919)

Участник революционного движения 1860-х гг., был учителем одной из школ Л. Н. Толстого, привлекался по каракозовскому делу, отсидел 6 месяцев в тюрьме. В конце 1860-х гг. служил в Чертковской библиотеке, где познакомился с Н. Ф. Фёдоровым, стал его учеником, пропагандистом его учения, способствовал изданию его «Философии общего дела». Автор труда «Н. Ф. Фёдоров и его книга “Философия общего дела” в противоположность учению Л. Н. Толстого “о непротивлении” и другим идеям нашего времени» (1912). В марте 1876 г. Петерсон прислал Достоевскому из г. Керенска Пензенской губернии свою статью, о которой Достоевский сказал, что она «доставила ему редкое удовольствие» и начало которой писатель привёл в мартовском выпуске ДП за 1876 г. Чуть позже, 24 марта 1878 г., Достоевский ответил на другое письмо Петерсона с рассказом об учении Фёдорова и сообщал, что прочёл письмо Петерсона молодому философу Вл. С. Соловьёву, так как в мыслях Фёдорова и Соловьёва есть «много сходного». Именно в этот период Достоевский начинал работу над «Братьями Карамазовыми» и учение Фёдорова о бессмертии души впрямую сопрягалось с одной из ключевых тем романа.

Петрашевский (Буташевич-Петрашевский) Михаил Васильевич

(1821–1866)

Чиновник Министерства иностранных дел, организатор общества петрашевцев, утопический социалист. С 1844 г. вокруг Петрашевского начал складываться кружок, который собирался в определённый день у него в доме («пятницы» Петрашевского), где обсуждались литературные, общественные, политические вопросы, дебатировались труды европейских социалистов-утопистов, в первую очередь — Ш. Фурье. Со временем внутри общества образовались отдельные кружки (С. Ф. Дурова, Н. А. Спешнева и др.) с более радикальными разговорами и целями. Достоевский познакомился с Петрашевским весной 1846 г. и начал посещать его «пятницы», где читал отрывки из своих произведений, а затем и письмо В. Г. Белинского к Н. В. Гоголю, которое послужило в ходе следствия главным пунктом обвинения против него. Петрашевский был арестован 23 апреля 1849 г., приговорён к смертной казни, заменённой бессрочной каторгой. Отбывал каторгу в Забайкалье (Александровский Завод), в 1856 г. вышел на поселение, жил в Иркутске, сотрудничал в «Иркутских ведомостях», затем жил и умер в Енисейском округе.

М. В. Буташевич-Петрашевский

В своих «Объяснениях и показаниях…» Достоевский сообщал: «Знакомство наше было случайное. Я был, если не ошибаюсь, вместе с Плещеевым, в кондитерской у Полицейского моста и читал газеты. Я видел, что Плещеев остановился говорить с Петрашевским, но я не разглядел лица Петрашевского. Минут через пять я вышел. Не доходя Большой Морской, Петрашевский поровнялся со мною и вдруг спросил меня: “Какая идея вашей будущей повести, позвольте спросить?” Так как я не разглядел Петрашевского в кондитерской и он там не сказал со мною ни слова, то мне показалось, что Петрашевский совсем посторонний человек, попавшийся мне на улице, а не знакомый Плещеева. Подоспевший Плещеев разъяснил мое недоумение: мы сказали два слова и, дошедши до Малой Морской, расстались. Таким образом, Петрашевский с первого раза завлёк моё любопытство. Эта первая встреча с Петрашевским была накануне моего отъезда в Ревель, и увидал я его потом уже зимою. Мне показался он очень оригинальным человеком, но не пустым; я заметил его начитанность, знания. Пошёл я к нему в первый раз уже около поста, сорок седьмого года. <…> В первые два года знакомства я бывал у Петрашевского очень