К числу шедевров его живописи принадлежит и глубоко психологический портрет Достоевского, написанный в 1872 г. по заказу П. М. Третьякова. А. Г. Достоевская вспоминала историю его создания: «В эту же зиму П. М. Третьяков, владелец знаменитой Московской картинной галереи, просил у мужа дать возможность нарисовать для галереи его портрет. С этой целью приехал из Москвы знаменитый художник В. Г. Перов. Прежде чем начать работу, Перов навещал нас каждый день в течение недели; заставал Фёдора Михайловича в самых различных настроениях, беседовал, вызывал на споры и сумел подметить самое характерное выражение в лице мужа, именно то, которое Фёдор Михайлович имел, когда был погружён в свои художественные мысли. Можно бы сказать, что Перов уловил на портрете “минуту творчества Достоевского”. <…> Перов был умный и милый человек, и муж любил с ним беседовать. Я всегда присутствовала на сеансах и сохранила о Перове самое доброе воспоминание…» [Достоевская, с. 241]

Осенью 1872 г. Достоевский навещал в Москве Перова и свои впечатления изложил в письме к жене от 9 октября 1872 г.: «Вчера заезжал к Перову, познакомился с его женою (молчаливая и улыбающаяся особа). Живёт Перов в казённой квартире, если б оценить на петербургские деньги, тысячи в две или гораздо больше. Он, кажется, богатый человек. Третьяков не в Москве, но я и Перов едем сегодня осматривать его галерею, а потом я обедаю у Перова…»

Петербург Достоевского

Москвич по рождению, Достоевский впервые был привезён в северную столицу в первой половине мая 1837 г. отцом, для определения в Главное инженерное училище. С тех пор Петербург стал его судьбой: из своих неполных 60 лет жизни писатель прожил в нём ровно половину — без малого 30 лет, «отлучившись» только на 10 лет в Сибирь, на 4 года за границу и выезжая на краткое время в Старую Руссу и Эмс. В Петербурге Достоевский женился второй раз (можно сказать — уже по-настоящему) на А. Г. Сниткиной, здесь родились трое из его четверых детей, здесь жил самый близкий человек из его родных, старший брат М. М. Достоевский, здесь он вместе с братом выпускал журналы «Время» и «Эпоха», затем редактировал «Гражданин», основал и выпускал «Дневник писателя». Наконец, в Петербурге созданы-написаны почти все произведения писателя, кроме «Дядюшкиного сна», «Села Степанчикова и его обитателей», «Идиота», «Вечного мужа» и начала «Бесов». Действия в подавляющем числе рассказов, повестей и романов Достоевского также происходит в основном в Петербурге. Понятие «Петербург Достоевского» создали такие подчёркнуто «петербургские» вещи писателя, как «Бедные люди», «Двойник», «Белые ночи», «Униженные и оскорблённые», «Записки из подполья», «Преступление и наказание», «Подросток», не говоря уж о публицистике, где тема «петербургского периода» в истории России занимала ключевое место.

Немало адресов в Петербурге связано с именем Достоевского, но один дом особенно значим в этом плане. В письме от 1 февраля 1846 г. писатель извещал брата Михаила: «Я переехал с квартиры и нанимаю теперь две превосходно меблированные комнаты от жильцов. <…> Адрес мой: у Владимирской церкви, на углу Гребецкой улицы и Кузнечного переулка, дом купца Кучина, в № 9-м». А в письме от 10 октября 1878 г. уже к младшему брату, Н. М. Достоевскому, писатель сообщал: «Мы уже с неделю как приехали из Старой Руссы. Квартиру наняли: на углу Ямской и Кузнечного переулка (близ Владимирской церкви), дом № 2 и 5-й, квартира № 10. Приходи…» Речь в этих двух письмах идёт об одном и том же доме (ныне ул. Достоевского, 5), в котором писатель в 1846 г. прожил всего несколько месяцев, закончил «Двойника» и съехал, а затем вернулся через 30 с лишним лет в этот же дом, жил в нём до самой смерти и написал здесь свой последний роман «Братья Карамазовы».

Портреты-пейзажи Петербурга можно найти в каждом «петербургском» произведении Достоевского и, как правило, это — слякоть, дождь пополам со снегом, туман, промозглость, серое небо… И всё же наиболее характерный и можно даже сказать психологический портрет города, хотя и в несколько другом колорите, был дан писателем в ранней повести «Слабое сердце» (1848) и затем практически дословно повторён в фельетоне «Петербургских сновидениях в стихах и прозе» (1861): «Помню, раз, в зимний январский вечер, я спешил с Выборгской стороны к себе домой. Был я тогда ещё очень молод. Подойдя к Неве, я остановился на минутку и бросил пронзительный взгляд вдоль реки в дымную, морозно-мутную даль, вдруг заалевшую последним пурпуром зари, догоравшей в мглистом небосклоне. Ночь ложилась над городом, и вся необъятная, вспухшая от замёрзшего снега поляна Невы, с последним отблеском солнца, осыпалась бесконечными мириадами искр иглистого инея. Становился мороз в двадцать градусов… Мёрзлый пар валил с усталых лошадей, с бегущих людей. Сжатый воздух дрожал от малейшего звука, и, словно великаны, со всех кровель обеих набережных подымались и неслись вверх по холодному небу столпы дыма, сплетаясь и расплетаясь в дороге, так что, казалось, новые здания вставали над старыми, новый город складывался в воздухе… Казалось, наконец, что весь этот мир, со всеми жильцами его, сильными и слабыми, со всеми жилищами их, приютами нищих или раззолоченными палатами, в этот сумеречный час походит на фантастическую, волшебную грёзу, на сон, который в свою очередь тотчас исчезнет и искурится паром к тёмно-синему небу. Какая-то странная мысль вдруг зашевелилась во мне. Я вздрогнул, и сердце моё как будто облилось в это мгновение горячим ключом крови, вдруг вскипевшей от прилива могущественного, но доселе незнакомого мне ощущения. Я как будто что-то понял в эту минуту, до сих пор только шевелившееся во мне, но ещё не осмысленное; как будто прозрел во что-то новое, совершенно в новый мир, мне незнакомый и известный только по каким-то тёмным слухам, по каким-то таинственным знакам. Я полагаю, что с той именно минуты началось моё существование…»

Без Петербурга судьба Достоевского немыслима, но Петербург, вне всякого сомнения, сократил его дни. По состоянию здоровья ему просто нельзя было жить в Петербурге, в этом гнилом, убийственном особенно для больных-лёгочников и эпилептиков мегаполисе, хотя бы в последний период своей жизни. Он понимал это. Осенью 1867 г., ещё в самом начале жизни своей за границей (когда он думал-надеялся, что поехал туда на краткое время), Достоевский в письме к С. Д. Яновскому от 28 сентября /10 окт./ спрашивал его не только как товарища-друга, но и как доктора, отлично знавшего истории болезней писателя: «…не лучше ли было бы для меня (для моего здоровья, для моей падучей) оставить Петербург и перебраться в Москву?» И тут же следом утвердительно добавляет: «Я сам хорошо знаю, что Москва немного (Намного? — Н. Н.) лучше…» Письмо это написано по-французски, так что, действительно, может быть, в оригинале сказано