страдания он диктовал свой лучший роман. Когда же он покинул свою постель (после болезни) и ему было подано уже готовое его произведение, уже напечатанное, он совершенно не мог вспомнить (по свидетельству окружающих) из этой книги “ни одного обстоятельства, ни одного разговора из этого романа, ни одного из выведенных характеров”… Биографами отмечается, что и роман “Айвенго” был продиктован Вальтером Скоттом в таком же состоянии периода болезни, а затем, после болезни, он не сохранил ни малейшего воспоминания об этом романе (т. е. у него получилась полная амнезия к своему творческому приступу в состоянии бессознательности)». (Сегалин, 1927, с. 108.)

«“Порой мне кажется, что рука у меня пишет сама по себе, независимо от головы, — признавался Скотт. — Раз двадцать я начинал писать по опреде-

ленному плану, но ни разу в жизни его не придерживался до конца…” Работая над одной главой, он зачастую не имел представления о том, что будет происходить в следующей. Вымышленные характеры завладевали пером, фабула складывалась как-то сама собой, преизбыток воображения изливался потоком ненужных слов, и он редко удостаивал рукопись второго взгляда, впервые читая написанное полностью только тогда, когда правил текст в печатной корректуре». (Пирсон, 1992, с. 149–150.)

«Ранняя и громкая слава принесла ему колоссальные доходы. Желая упрочить свое положение, он вошел компаньоном в издательскую фирму, опубликовавшую его книги. Но в 1826 году фирма обанкротилась, и на писателя свалился долг в 117 тысяч фунтов. Гордый и щепетильный, Вальтер Скотт отверг помощь Королевского банка, не принял несколько десятков тысяч фунтов от безымянных жертвователей. С этого момента работал он до беспамятства, писал роман за романом, один хуже другого. И пять лет спустя умер от истощения». (Парандовский, 1990, с. 61–62.)

«Реалистичный рассказчик пикно-циклотимического типа с явно гипома-ниакальным темпераментом. После нескольких кровоизлияний в мозг в возрасте 60 лет заболел артериосклеротической деменцией». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967. с. 528.)

У Вальтера Скотта развился органический амнестический синдром в результате сосудистого заболевания головного мозга, которое сопровождалось помимо прочего судорожным синдромом. Этот факт звучит особенно трагично, если учесть, что писатель большую часть жизни обладал феноменальной памятью.

СКРЯБИН АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ (1871–1915), русский композитор и пианист. Профессор Московской консерватории (1898–1904).

Общая характеристика личности

«…Мать — талантливая пианистка; умерла от туберкулеза, когда сыну не было и полутора лет». (Левин Л.И., CD Кирилл и Мефодий 2000.)

«С ранних лет он по слуху легко воспроизводил услышанную один раз мелодию, подбирал ее на рояле или на других попадавшихся под руку инструментах». (Самин, 1999, с. 434.)

«Это был тихий, ласковый, по-женственному мягкий ребенок, очень нервный и хрупкий… Признаки незаурядной музыкальной одаренности про-явились у Скрябина очень рано… К семи-восьмилетнему возрасту относится и первая попытка Скрябина сочинить оперу… Тепличное воспитание в детские годы способствовало выработке у него повышенной мнительности. Он вечно боялся всяких инфекций, на улице обязательно носил перчатки, без которых не брал в руки денег, считал, что нельзя есть печенье, упавшее на скатерть… опасался сквозняков и т. д. Года за полтора до окончания консерватории Скрябин так усердно занялся технически очень трудными произведениями… что переиграл правую руку. Заболевание оказалось настолько серьезным, что знаменитый в то время врач

Г. Захарьин резко заявил юноше, что дело непоправимое. Однако Скрябин не захотел сдаваться. Для общего укрепления сил он поехал лечиться кумысом в самарские степи, потом начал делать специальные упражнения для руки и постепенно смог снова вернуться к пианистическом работе(впрочем, некоторая слабость правой руки осталась у него навсегда и порой давала себя знать в его концертной деятельности)». (Михайлов, 1971, с. 12, 16, 25, 118–119.)

[Весной 1893 г.] «…у Скрябина возобновляется заболевание правой руки, “переигранной” летом 1891 года. На этот раз Александр вынужден обратиться к врачам… Скрябин переживает мучительные дни, недели… Следы душевного смятения, отчаяния, наконец, рождение воли — весь сложный комплекс чувств, пережитых в то время композитором, запечатлела Первая соната (ор. 6), написанная в 1893 году. В творческом наследии Скрябина — это одно из немногих произведений автобиографического характера».

[1895 г.] «Большое напряжение в работе привело к переутомлению, которое не могло не сказаться на состоянии нервной, впечатлительной натуры композитора. Поэтому неудивительно, что он пишет в начале апреля в письме… (упоминая перед этим о каких-то причинах интимного характера): “И все крайние настроения; то вдруг покажется, что сил бездна, все побеждено, все мое; то вдруг сознание полного бессилия, какая-то усталость и апатия; равновесия никогда не бывает”». (Рубцова, 1989, с. 80–81, 86.)

[Л.Л. Сабанеев338 указывает на то] «…что по отношению к Скрябину часто ставился вопрос о безумии, о демента-тивном моменте в его психической и творческой организации, т. к. его Мистерия и его мегаломанические убеждения, несомненно, подавали повод для такого вывода… И.И. Лапшин"3 говорит об “эмоциональной эйфории у Скрябина, имеющей слегка патологический оттенок”. По мнению А.В. Луначарского, Скрябин в своем миросозерцании “почти дошел до грани сумасшествия”, хотя, по его мнению, здоровое в Скрябине победило начинающееся от самой полноты его творческого самосознания безумие… Парадоксальность, ненормальность взглядов Скрябина была настолько велика, поражающа для слушателя, что… Шле-цермо прямо заявляет, что во время бесед со Скрябиным… “становилось неловко, как-то жутко”, что “с точки зрения научного мышления Мистериаль-ный замысел Скрябина есть безумие”. Сабанеев, указывая на логический скачок в мышлении Скрябина, ставит уже прямо вопрос о наличии безумия… Скрябин наряду с астенической физической конституцией… со стороны психической сферы представлял ряд патологических черт, характерных для того душевного расстройства, которое носит название шизофрении. Резко выраженная амбивалентность, постоянно прогрессировавший аутизм и наряду с этим идеи о своей обреченности, предназначенности на особую мировую роль, идеи, имеющие, несомненно, бредовой характер, все это вместе заставляет думать о наличии, по крайней мере в последние годы жизни композитора, не шизоидного темперамента (как его понимает Кречмер), а уже ясно выраженной шизофрении… Но наряду с явлениями шизофрении у Скрябина наблюдались и явления истерического характера — припадки, состояние экстаза, известного рода инфантилизм, резкая изменчивость настроения, быстрое увлечение и быстрое охлаждение к людям, намеки на садизм. Наконец, ярко выраженная мнительность и рас-сеянность’подтверждают мнение Креч-мера о том, что “великие композиторы обнаруживают преимущественно сложные биологические конституциональные сочетания”». (Юрман, 1925, с. 67. 81. 86–87.) [1907 г., по воспоминаниям жены композитора Н.А. Римского-Корсакова] «…Она, как и ее муж, не сочувствовала тому, что Скрябин “вдался в философию”. Считая его замыслы проявлением “мании величия”, она добавляла, что “некоторые считают его сумасшедшим”». (Михайлов, 1971, с. 92.)

«Сабанеев крепко спаивает