– На рябь на воде, – не задумываясь, ответил мистер Блэк. – Мы живем, как правило, достаточно спокойно и размеренно. Каждый призрак – выплеск энергии сам по себе, но после того, как мы, с позволения сказать, материализуится, мы начинаем жить в соответствии с некоторыми ритуалами.

– Ритуалами? В смысле, гремите цепями и завываете? – поинтересовался мой несносный друг.

Мистера Блэка это, впрочем, не смутило.

– Можно и так, если кому нравится. Мне достаточно было жить в доме и отпугивать посетителей печальной историей о пожаре. Рядом с Дорианом я стал выбиваться из ритуалов и жить жизнью, больше похожей на ту, что вел до трагедии, после которой и перешел в такое состояние, – он поднял руки, демонстрируя ожоги, – но все дело не во мне, а в том, что рядом с Дорианом любой призрак начинает чувствовать себя живым.

– Однако с нашей маленькой Молли такого не произошло, – Валентайн потер подбородок. – Потому что ее вызвали силой? Спиритические сеансы влияют на баланс энергий?

Мистер Блэк кивнул:

– И это тоже. Но… Волнение ощущается только в последние пару месяцев. Так что дело не в повальной моде на спиритизм. Что-то происходит, мистер Смит. Что-то нехорошее, но, к сожалению, я не могу определить что.

Глава 7

Поминальное печенье

Едва я встал на ноги, как немедленно исполнил обещание, данное себе во время болезни, и отправился навестить Эмилию.

Памятуя о том, что она работает у пекаря, я пошел сразу туда, по дороге заглянув в кондитерскую и купив коробку симпатичных пирожных. В булочной умопомрачительно пахло свежайшим хлебом. Помещение было небольшое, но чистое, на деревянном прилавке лежали ровные ряды темного и молочного хлеба, только испеченного. Мало кто из обитателей этого бедного квартала может позволить себе позавтракать здесь. Я подумал о том, как оживляется это место вечерами, когда к черному ходу стягиваются лоточники, чтобы забрать зачерствевший хлеб и отправиться торговать им на улице за гроши.

За прилавком Эмилии не оказалось. Только румяный толстяк-булочник.

– Что-то хотели? – посмеиваясь, осведомился он.

– Да, – задумчиво ответил я. – Батон хлеба, пожалуйста. Только что из печи.

Даже работая в булочной, Эмилия вряд ли часто баловала Анну хлебом из печи. Булочник завернул хлеб в бумагу и протянул руку за деньгами.

– Простите, вы не знаете, где я могу найти Эмилию? – забирая сдачу, поинтересовался я.

– Эмилию? Она пошла домой, проверить Анну. Знаете Анну? – увидев мой кивок, он продолжил. – Она приболела опять, вот Эмилия и бегает ее днем проверять. Да вы сходите к ней, это тут за углом.

– Спасибо, – я кивнул и, неловко прижимая к себе хлеб и пирожные, покинул лавку пекаря.

Я чувствовал досаду и сетовал на собственную недальновидность – возможно, Анне гораздо больше пригодились бы дорогие лекарства из аптеки, а не сладости. Но спохватился я слишком поздно и отступить уже не мог.

– Дориан! – воскликнула Эмилия, увидев меня на пороге. – Какая радость! Вы так давно не заходили, что я подумала уже, что вы забыли о нас…

– Нет, что вы! Как можно! – воскликнул я, ужаленный в сердце ее предположением. – Я просто был… болен, довольно серьезно. Пришлось отлеживаться дома, вот как встал на ноги, первым делом – к вам.

– Что за болезнь?.. – осторожно спросила она.

– Нервная горячка, – я дернул уголком рта.

Клянусь, это не я, это совместное творчество Валентайна и Чарльза! Спелись на мою голову… Но оправдание вполне невинное и не требует объяснений про призраков и медиумов.

– Вы много работаете, – понимающе кивнула она. – Я рада, что теперь все хорошо.

Я бережно сгрузил свои гостинцы на обеденный стол.

– Как здоровье Анны?

– О, она спрашивала о вас. Сейчас я ее позову.

Эмилия скрылась за занавеской.

Через минуту оттуда вылетела Анна и с разбегу обняла меня за талию.

– Мастер Дориан! – воскликнула она. – Я знала, что вы придете!

Я присел перед ней на одно колено.

– Как ты себя чувствуешь, красавица?

– Мама говорит, уже лучше. Я правда пару раз снова… ходила во сне, как мама называет.

Я бросил на Эмилию взволнованный взгляд.

– То состояние, в котором вы ее встретили, – пояснила она. – Это похоже на сомнамбулизм, доктор сказал. Хвала Господу, она не уходила далеко и не терялась надолго…

Я потрепал Анну по голове. У нее были задорные золотые кудряшки, на ощупь мягкие, как шелковая пряжа.

– А я для тебя сладости принес.

– Мне? Все мне? – охнула Анна и тут же, открыв коробку, принялась с восторгом разглядывать пирожные.

– Не все тебе, дорогая, – рассмеялась Эмилия, обнимая ее за плечи. – Мы сейчас все сядем пить чай.

– И без обеда? – у Анны еще сильнее загорелись глаза.

– Думаю, один раз можно нарушить все правила, – весело ответила Эмилия и пошла ставить чайник.

За чаем мы обсуждали самые обычные вещи – погоду (удивительно солнечную после бесконечных недель ненастья), соседей (я рассказал, как мой сосед навсегда отучил меня от пагубной тяги к алкоголю, а Эмилия пожаловалась на вредную старушку, помешанную на голубях – у нее голубь даже на шляпе, да-да, представьте себе!) и все в том же духе.

Самые красивые пирожные мы отдали Анне. Эмилии достался роскошный бисквит «Виктория», я же отказался под предлогом того, что совсем недавно завтракал.

– Мамочка, можно я пойду погуляю? – спросила Анна, слезая со стула. – Я такая счастливая после пирожных. А на улице – солнце…

– Только недолго, – Эмилия привлекла дочь к себе и поцеловала в лоб. – К двум часам меня ждет мистер Перкс, поэтому будь любезна вернуться.

– Конечно, – улыбнулась Анна. – До свидания, мистер Дориан, приходите еще!

И, по-хулигански высунув кончик язычка, добавила:

– С пирожными!

Я рассмеялся.

– Простите ее, Дориан, такая она проказница, – вздохнула Эмилия. – Вы не представляете, как я вам благодарна. Давно не видела ее такой… сияющей.

– Вы не боитесь вот так вот ее отпускать?

– Запереть ее дома было бы немилосердно, – она сжала руки на коленях. – Она же ребенок. Ей надо изучать мир.

– Меня тревожат последние новости…

– Об убийце? Это журналисты хватаются за любой повод.

– Вы не слишком легкомысленно к этому относитесь?

Эмилия прикусила губу.

– Я не боюсь убийц, Дориан. Посмотрите, как мы живем. В этих трущобах каждый второй может взять в руки нож и пойти убивать.

– Чего же вы боитесь?

Она посмотрела на меня исподлобья.

– Очерстветь, – подумав, ответила она. – Потерять себя, свою веру и свое сердце. Мне кажется, что это главное в человеке.

Я не сразу нашел что ответить.

– Вы поразительная, Эмилия. Вы знаете об этом?

– Возможно, вам стоит чаще об этом говорить, – улыбнулась она.

* * *

О новом убийстве я