Через пять минут закрытие, но мне все равно нужно пять минут наедине с собой, иначе просто взорвусь.

Пройдя через склад, запираюсь в туалете и сбрасываю балетку, которая растерла мою ногу.

Раньше я думала, что статусность делает людей более воспитанными, но ошибалась. Она делает их надменными и напыщенными. Не считающими нужным принимать в расчет то, что ты живой человек, а что касается разнокалиберных мажоров…

Рухнув на крышку унитаза, опускаю лицо в ладони.

Мажоры — это самое мерзкое из всего, что было придумано человечеством.

— Я справлюсь… — мычу со стоном, хотя мне хочется кричать.

Моя голова взрывается.

Глубоко дыша, просто даю ей отдых, абстрагируясь от всего.

Мне есть чему радоваться. По крайней мере, мне… ни разу не пришлось пользоваться английским, иначе все вокруг узнали бы о том, что такое нулевой уровень владения каким бы то ни было языком, хотя все, чем я занимаюсь последние две недели, возвращаясь домой, — это пытаюсь его учить, но это трудно делать, когда все мои школьные знания сводятся к правильной расстановке букв в английском алфавите.

— Хоу кен ай хелп ю… — бубню со злостью. — Хоу кен… хоу кен ай хелп ю… Хоу. Кен… пф-ф-ф…

Я умоляю Бога только о том, чтобы мне не пришлось произносить эти слова до того, как закончится моя стажировка. Ведь каким-то чудом всю эту неделю мне везло, осталось просто продержаться еще одну, а потом я получу работу и… что-нибудь придумаю. Ни к одному делу в своей жизни я не подходила с таким упорством, и выходной, который ждет меня завтра мне не нужен! Однажды в детстве мама отвела меня в заезжий серпентарий, и тот запах я помню до сих пор, но, несмотря на то, что каждый раз, переступая порог бутика Гуччи, чувствую ту памятную вонь, меня гонит вперед упрямство и сжирающая изнутри потребность доказать! Себе и… всем, что я могу. Могу добиться успеха. Просто… это будет гораздо сложнее, чем мне казалось. Гораздо, черт возьми. Моя удача заключается в том, что никто здесь не догадывается, в какой неуверенности на самом деле я прозябаю, теряя одного клиента за другим, но теперь я хотя бы приблизительно поняла, каким образом их нужно выбирать, а от каких лучше держаться подальше.

Выйдя из туалета, дергаю пластиковый стакан из держателя и подставляю его под кран диспенсера. Жадно пью, косясь на настенные часы, которые показывают ровно девять часов вечера.

Молча войдя в комнату для персонала, достаю из шкафчика одежду, меняя юбку и белую рубашку на джинсы и просторный джемпер с узкими рукавами.

Хлопнув дверцей своего шкафчика, Стася убирается из комнаты, хлопнув напоследок входной дверью.

Пусть катится.

Плевать мне на ее визитки.

В отличии от нее, я на обед вообще не хожу. Просто кусок в горло не лезет.

Запихнув свою одежду в фирменный бумажный пакет, надеваю куртку и выхожу в торговый зал, где уже начали уборку. Кивнув на прощание охраннику Ратмиру, выскальзываю за дверь, окунаясь в ледяной зимний воздух.

Каждый раз выходя за дверь, я чувствую, как с плеч сваливается тяжесть! Но я смогу терпеть ее молча, когда за эту тяжесть мне начнут платить то, что обещали. Тогда, черт возьми, я буду тащить ее с утроенной энергией и, может быть, когда-нибудь… буду вспоминать обо всем этом с… улыбкой.

Заняв свободное место в вагоне метро, прикрываю глаза.

Это странно, но именно сейчас я начала знакомиться с городом, в котором торчу уже почти пять месяцев. Странно, потому что мое знакомство с ним представляет собой шатание по баснословно дорогим ресторанам два раза в неделю в компании… баснословно богатого мужчины.

Это то, что я знаю о нем наверняка.

А еще то, что ему сорок шесть, он занимается строительством баснословно дорогих домов на заказ, курит сигары и умеет веселить. А еще… он джентльмен. И когда я, все-таки решив взять от метро такси, нахожу его столик у окна с видом на Кремль, даже не пытаюсь мучать себя вопросами, зачем он все это делает?

Не думаю, что он бы стал делать что-либо против воли.

Он делает это, потому что ему так хочется, а я делаю это… потому что общение с ним, это как глотать тягучее красное вино, которым мой бокал наполняет официант. Непринужденно и… легко.

Я знаю! Знаю чего ему хочется. Он так или иначе дает это понять, а еще он дает понять, что нетерпение — это для дураков. Я не сомневаюсь в том, что ему есть с кем спать. И я знаю, что так не будет продолжаться вечно. Знаю, что рано или поздно он сделает “предложение”. Но правда в том, что я не думаю об этом сутки напролет. Его “предложение” меня не пугает, меня пугает то, что с ним и правда уютно! Даже слишком… Каким бы сдержанным и расслабленным он не казался, мне никогда не приходило в голову назвать его занудой!

Поставив на пол пакет с одеждой, занимаю стул напротив Владимира и, понизив голос, говорю:

— Привет.

— Необычный шоппинг для официантки, — кивает он на пакет с кричащей надписью по центру.

Его глаза вдруг цепляются за мои, становясь колючими. Гладко выбритый подбородок каменеет, а лежащие на столе пальцы принимаются выбивать чечетку.

Прогулка по улице проветрила мои мозги достаточно, чтобы мгновенно понять причину этого колкого взгляда и, несмотря на то, что я никогда не интересовалась где, как и с кем он проводит время за пределами наших встреч, все же говорю:

— Это моя новая работа.

Переведя глаза с моего лица на пакет, а потом обратно, дергает губы в беззвучной вежливой усмешке.

— Что ты имеешь ввиду?

— Я больше не официантка, — выкладываю на стол телефон, потому что жду ежедневного смс-отчета от сестры.

Я заставляю ее писать СМСки, чтобы грамматика хотя бы таким образом откладывалась в ее голове.

— И кто же ты на этой неделе? — вдруг расслабляется Алиханов, небрежно соединяя в замок руки.

— Продавец-консультант, — сообщаю, открывая меню.

— Достойный бренд.

— Спасибо, — перехожу к морскому меню, ища осьминогов.

— Не хочешь попробовать что-нибудь новое? — открывает Владимир своё меню.

— Ты читаешь мои мысли? — улыбаюсь, подняв на него глаза.

Сегодня на нем костюм-тройка и белая рубашка, с небрежно расстегнутой пуговицей. Мои глаза задерживаются на его лице, потому что, как и прежде, я пытаюсь понять, отталкивает меня его внешность или наоборот…

— Каков вердикт?

Смутившись, снова ныряю в меню.

— Серый тебе идет.

Это случилось как-то само собой. Как-то само собой наше общение стало ненавязчивым и я… почти… возможно, почти говорю все, что думаю о ничего не значащих вещах. К этому можно привыкнуть, ведь я не стремлюсь оберегать его ожидания по поводу своей эрудиции. Он и без того понимает, что эрудированнее меня во всем, куда ни сунься. Кажется, именно это его устраивает больше всего. Он будто получает удовольствие, просвещая меня по любому вопросу.