Так что это совсем не сказки. Можешь заглянуть мне в голову и сам посмотреть, если сомневаешься, — сказал Эрик. Теперь уже я с крайним удивлением посмотрел на «братишку». То, что Ксавьер хозяйничает у него в голове, я догадывался, но, что Эрик сам это поощряет, даже и не думал. Мне такое в страшном сне привидеться не могло.

— Пусть так, — помрачнел Чарльз, видимо «посмотрел». — Но как они сосуществуют с людьми в таком случае?

— Своими обособленными коллективами, скрытыми от людей. Лишь некоторые особи идут на контакт и сотрудничество. Но и они не говорят за все свое сообщество, только за себя.

— Как-то это все…

— Ладно, вы — философы, идеологи, лидеры, Профессора и Доктора. У вас головы большие, вот и думайте. А я практик. Свое мнение высказал, не нравится — идите на хуй, делайте как хотите, но после не обижайтесь, что мол вас не предупреждали.

— Не предупреждали о чем? — насторожился Эрик.

— Что, при попытке обнародовать существование мутантов, я лично, убью того, кто это сделает, — на полном серьезе сказал я. — А убивать я умею, ты знаешь, — кивнул я «братишке» и встал из-за стола. Жестом попрощался с присутствующими и вышел из дома.

Разговор ни о чем. Не люблю такие. Переливать из пустого в порожнее… Меньше слов, больше дела. Надеюсь, Эрик не обидится. Не хотелось бы. Все же почти родной человек.

Отойдя от особняка метров на восемьсот, я «прыгнул» в Японию.

* * *

— Он серьезно, Эрик? — заволновался Ксавьер, провожая взглядом удаляющуюся спину Виктора Крида.

— Да. Виктор не любит много говорить. Считает себя косноязычным, хотя, по мне, так нормально он говорит, я знаю много тех, кто это гораздо хуже него делает, при том трещат не затыкаясь.

— То есть он серьезно обещал нас убить?

— Я бы к этому обещанию отнесся серьезно. Убивать он действительно умеет. Причем, находит жертву где угодно. Куда бы та не спряталась.

— Но…

— Без всяких «но», Чарльз. Тебя предупредили: обнародуешь существование мутантов — умрешь.

— А ты?

— А я против брата не пойду. Может не по крови, но он мой брат. И, если мне брат сказал — не делай так, я не буду так делать. Он свою компетентность мне доказал уже очень давно. В дополнительных подтверждениях я не нуждаюсь. И закончим на этом, — сказал Эрик поднимаясь со своего кресла. Вместе с ним поднялась и Рэйвен.

* * *

Глава 31

В шестьдесят девятом умер Морихэй. А я упал на собственный шприц с сывороткой, приготовленной для него.

По началу, ничего не изменилось, и я подумал, что теоретические выводы, о том, что сыворотка Эрскина для мутантов бесполезна, верны.

Даже успел уйти на свою вечернюю тренировку к водопаду. И вот как раз там меня и скрутило.

Это было ужасно. Совсем не так как в тот раз, когда вколол свою формулу мне Шмидт. Нет, в тот раз была просто резкая ослепляющая боль, а потом беспамятство.

В этот же раз… Мне было просто плохо. Не было сил, не было боли, едва удавалось поднимать ребра, чтобы легкие смогли набрать в себя хоть немного воздуха. И дискомфорт по всему телу, непонятный, мучительный, невыносимый, но не боль. Очень странное состояние, хуже любой пытки.

Зверь внутри бился, ему было страшно, как и мне, но и его страх с яростью не могли мне помочь.

И тогда я умер. Третий раз в этой жизни. Мое сердце остановилось. Я снова летел в звездной пустоте, и это было приятнее, чем лежать и терпеть пытку собственным телом.

Но в какой-то момент пустота начала приобретать зеленоватый оттенок. И его становилось все больше и больше. Пока он не затопил все пространство нестерпимо ярким зеленым светом.

Я распахнул глаза, мое сердце снова билось. Надо мной стояла Суо с той самой побрякушкой из снов, и из этой побрякушки лился… Нет, не так, бил ярчайший зеленый луч, что, достигая моего тела, впитывался в него как в губку…

Так продолжалось долго, причем сила и интенсивность луча только нарастали. В конце, Суо уже не стояла на ногах, а упала на колени.

Но всему есть начало и всему есть конец. И луч, достигнув яркости, которую мой глаз уже переносить не мог, исчез. Побрякушка закрылась. И Суо облегченно опустила руки.

— Спи! — сказала она и я провалился в сон, с удовольствием наблюдая гаснущим сознанием, как она уходит в огненное кольцо с кусочком тибетского неба в нем.

* * *

* * * флэшбэк.

Впервые это случилось еще в Китае. Прошло примерно восемь лет, как я начал обучаться в монастыре. Дооолгих восемь лет. Ооочень долгих восемь лет. Без нормальной еды. Без выпивки (пусть я и не пьянею, но вкус-то, вкус!). Без нормальной драки (учебный бой таковой не назовешь, а приглашений на Арену Драконов, мне пока еще не посылают, ведь, как Мастер Окинавского Карате, я бесследно исчез, а до уровня Мастера Кунг-фу еще не дорос). Без женщин… Восемь лет! Восемь, сука, лет!!! Да я уже не то, что с яростью не боролся, камни грыз по вечерам (в одном месте монастырская стена от таких моих приступов уже прилично так пострадала)!!!

Все! Решил я. Хватит!

И одной теплой весенней ночкой я, перемахнув стену, сбежал из монастыря.

Вот только, кругом горы. Где тут, б… дзен, искать выпивку, драку и женщин? Одни дзеновы горы…

Я вышел на край плато, сел на камень, уставился в небо и завыл. Горько, отчаянно, со всей пролетарской ненавистью, яростью и болью, со всей тоской, как когда-то в Канадских лесах, учил выть сивогривый вожак волчьей стаи с которой я бегал охотиться. Выл я долго. Выл я протяжно. Выл я с душой.

Стало легче. Верите, нет — стало легче. Но женщину все равно хотелось жутко.

Я опустил голову от ночного светила, которому только что отправлял в полет свою «песню», и расслабился. Отпустил контроль. Настеж распахнул стальные ворота своей воли. Выпустил Зверя. Дал ему полную свободу. Все равно ведь рядом ни души, рвать в куски некого, а биться головой о камни или бросаться грудью на скалу, он врядли станет. А и станет — не велика беда, выживу.

Собственно, от этого «действия», мало что поменялось. Единственное, я стал активнее принюхиваться и прислушиваться к окружающему миру. Зверь не знает сомнений, просто не знает. Он не думает, делать или не делать, а если делать, то что делать и как… Он просто делает. Зверь