— Фантастику мы тоже любим. И про шпионов.

— Это хорошо. Вы же знаете журнал «Поиск»?

— Конечно. Родители выписывают.

— Вот там и фантастика, и про шпионов, и вообще много интересного. А скоро будет подписка на новую «Библиотеку современной фантастики» — читайте на здоровье. Но не забывайте Гоголя.

— Вий — это здорово, — сказала юная пионерка.

Подошли к главному.

— Значит, чтобы повидать заграницу, следует становиться шахматистом?

— Нет. Чтобы повидать мир — и нашу страну, и другие страны, — нужно быть хорошим работником. Шофёром или бульдозеристом, инженером или врачом, строителем или агрономом. Социализм шагает по планете, братским странам на всех континентах требуются наши специалисты. Вот прямо сейчас в далекой Ливии врачами работают мои друзья-однокурсники, те, с кем я много лет учился в нашем медицинском институте имени Николая Ниловича Бурденко. А тысячи наших советских людей строят те самые марсианские каналы, которые сделают пустыню Сахару цветущим садом. Наши люди работали и работают во Вьетнаме, Анголе, Кубе. Думаю, когда вам исполнится лет по… ну, пусть по тридцать-сорок, для вас найдется работа и в Париже, и в Нью-Йорке, и где угодно! И потому, если вы хотите быть нужными — учитесь! Учитесь хорошо! И налегайте…

— На шахматы? — опять выкрик с места.

— Шахматы — это, как сказал Ленин, гимнастика ума. Не самоцель, а подготовка головы к большим объёмам работ. Учите иностранные языки, прежде всего английский.

— Почему?

— Наследие колониальной эпохи. У Великобритании было много колоний по всему миру, а в колониях говорили по-английски. Так что учитесь. Если хотите увидеть мир как человек труда, а не просто турист.

На том и закончилась наша встреча. Мне поаплодировали, но как-то… задумчиво, что ли. Словно не до конца верят, сомневаются. Могут ли быть аплодисменты задумчивыми?

Я возвращался в Каборановск, недовольный собой. Говорю, в общем-то, верные вещи, но виляю хвостиком. А дети это чувствуют. Взрослые тоже чувствуют, но взрослые привычны, для них подобное виляние нечто обязательное, как лозунги на крышах зданий, «НАША ЦЕЛЬ — КОММУНИЗМ» «СЛАВА КПСС» и прочие. Как бутафорские продукты в витринах гастрономов. Глаз не замечает, замылился. Беда не то, что продукты бутафорские, беда, что с другими, с настоящими — не очень хорошо, и год от года хуже и хуже. Детей, понятно, ограждают, но как оградишь, если это — жизнь? Если мама приходит с работы не в половину шестого, а к семи, объясняя, что стояла в очереди. За чем — уже и не важно. За всем. А если очереди нет, значит, ничего и нет. Детишки видят. А я им о сардельках…

Лет через десять этим ребятам будет за двадцать. И они не захотят ограничиваться сарделькой к обеду, которую ещё дадут ли. Они захотят взять сами. А сарделек на всех почему-то не хватит. Вот что сложно понять — куда что девается? Я же не из газет, не из телевизора знаю: да, работают, много работают. И на заводах, и на полях, и на фермах. Планы так или иначе выполняют, и даже перевыполняют. Пусть порой страдает качество, но количество, куда делось количество?

Загадка. Ребус. Тайна. Это вам не кооперативный мат в шесть ходов решить.

Или вот тот же английский язык. В обычной школе с пятого класса учат, учат, учат — а кроме «Май нейм из Васья» много ли знают? Был я в австрийской школе — английский у большинства на две головы выше, чем у наших школьников. Был я в шведской школе — английский у большинства на две головы выше, чем у наших школьников. Был я в Англии… ну, в Англии это понятно.

И ведь никто не мешает учить, напротив. Пластинки с уроками продают. Газету «Московские новости» на разных языках печатают, хорошую газету, с новостями науки и техники, прямо из британских и американских газет. Детективы и фантастика в каждом номере, читай за копейки. Опять же Московское радио вещает на английском — хотя в свете последних решений приемники с коротковолновым диапазоном выпускают много меньше прежнего. Но никому короткие волны особенно и не нужны, я был в пункте обмена старых радиоприемников на новые: несут и меняют вполне приличные аппараты. Потому что новые — это новые! Стерео! Пластинки звучат иначе! У всех в классе стерео, один я моно, дурак дураком!

Но это в теории, а на практике не так уж много стереоприёмников и выпущено нашей промышленностью. Пока не так уж и много. Темпы недостаточно быстрые. И потому сдать аппарат — пожалуйста, но вместо желанной новинки человек получает бумажку, что податель сего имеет право на внеочередное приобретение стереофонической радиолы в кредит, с зачетом первого взноса в такой-то сумме. А когда приемники-то будут? Скоро, скоро. Может, уже в будущем году. А сейчас что я слушать буду?

И несут люди свои «Рекорды», «Арфы», «Уралы» обратно, домой. А кто поумнее, заранее звонят:

— Есть?

— Ожидаем!

— Ну, ожидайте, ожидайте…

Я остановился у посадки, заглушил двигатель, выключил радио, где передавали концерт для тружеников села.

Солнце стояло низко, вечер, в поле никого, до ближайшего жилья километра три. Тишина. Хочется иногда послушать и тишину.

Вышел из машины, прошёлся, разминаясь. Повороты туловища в стороны. Наклоны. Взмахи руками, взмахи ногами. Вращение головой. Крови не нужно застаиваться, кровь любит движение.

Всё вокруг колхозное, всё вокруг моё. Ну, не моё, я не колхозник, но ведь могу им стать? Теоретически? Выучиться на механизатора, приехать, и сказать: нужен? Да милости просим, со всей душой! И буду весной пахать, летом обрабатывать посевы, осенью убирать, а потом опять пахать, а зимой торить дороги, рыть канавы, ремонтировать доверенную сельхозтехнику, а также всё, что придётся — весело будет! Понятно, руки загрубеют, появятся трудовые мозоли, ну, да дело житейское. «От ветров и стужи петь мы стали хуже», но от механизатора никто вокала и не требует. Приходя домой, буду радоваться здоровой усталости, сознавая, что мой самоотверженный труд — наглядный, что он весомо, грубо, зримо вливается в самоотверженный труд миллионов, созидающих новое, дотоле невиданное общество свободного человечества.

Благостная