Марсу Победителю. Люстрационный обряд с принесением в жертву Марсу свиньи, овцы и быка (suovetavrilia), введенный, согласно традиции, еще Сервием Туллием при проведении первого ценза (Liv. I. 44. 2; Dion. Hal. Ant. Rom. IV. 22. 1–2), в эпоху империи, судя по свидетельству литературных и изобразительных источников, совершался так же, как и в древнейшие времена[478]. Примечательно в этом плане и свидетельство о том, что Марк Аврелий в юности входил в коллегию салиев и очень гордился тем, что сумел сам выучить все сакральные формулы и жесты (SHA.M. Aur. 4. 4).

С точки зрения сакрального права, войско конституировалось как таковое через религиозный по своей сути акт принесения воинской присяги (sacramentum militiae), который и превращал гражданина в воина, ставя его в особые отношения с носителем империя и богами[479]. И такое понимание воинской присяги сохранялось в эпоху империи. Есть все основания утверждать, что соответствующие сакрально-обрядовые установления, составлявшие стержень взаимоотношений общины и войска, будучи дополнены уже собственно правовыми формулами, создававшими связь воина с государством, оказались пролонгированы в новые социально-политические условия не только в раннереспубликанское время[480], но и гораздо позже. Можно согласиться поэтому с выводом Ж. Вендран-Вуайе, что древние религиозные традиции, лежащие в основе римской концепции военной деятельности, признавались и уважались Августом и его преемниками[481]. Как мы попытаемся показать далее (глава V), в императорскую эпоху армия в значительной степени обособляется от остального общества и в социальном плане, и в пространственном, и в функциональном. Такое обособление можно, наверное, признать логическим завершением тех интенций, которые в своего рода эмбриональном состоянии обнаруживаются в более ранние периоды, но оно отнюдь не означало исчезновения древних традиций во внутренней жизни воинского сообщества.

Следует также подчеркнуть, что именно с древнейшими сакрально-правовыми принципами, согласно которым войско считалось сакрализованной группой, а воины соответственно являлись теми, кто «совершает священнодействия» (sacra faciunt – Fest. P. 352. L. 60), связано также категорическое запрещение рабам служить в армии[482]. Данный запрет, относящийся к принципиальным основам полисной военной организации, в полной мере сохранял силу и в эпоху империи (хотя в критических ситуациях, как и раньше, например после битвы при Каннах, было возможно пополнение войск рабами и вольноотпущенниками[483]). Совершенно недвусмысленные формулировки на этот счет содержатся в сочинениях правоведов III в.[484]Согласно Марциану, «рабам возбраняется всякого рода военная служба под страхом смертной казни»[485]. По словам же Аррия Менандра, если воином становится тот, кому это запрещено, это считается тяжким уголовным преступлением, и кара за него, как и при других преступных деяниях, усиливается в зависимости от присвоенного достоинства, ранга и рода войск[486]. Тот же автор ниже конкретизирует, на кого именно распространяется этот запрет. Ему подлежали, в частности, лица, пораженные в правах: уголовные преступники, приговоренные ad bestias, сосланные на острова с лишением прав, обвиняемые в тяжких уголовных преступлениях (reus capitalis criminis), включая тех, кто обвинялся по закону Юлия о прелюбодеяниях (Dig. 49. 16. 4. 1–2; 7). Более того, вступление на военную службу возбранялось также и тем лицам, чей юридический статус оспаривался, хотя бы в действительности они являлись свободными, независимо от того, решался ли вопрос о потери или приобретении ими свободы[487]. Также не имели права быть зачисленными на военную службу и те свободные, которые добровольно находятся в услужении (qui ingenui bona fide serviunt), а также выкупленные от врагов, до тех пор пока они не уплатят внесенной за них суммы (Dig. 49. 16. 8; cp.: Dig. 40. 12. 29 pr.; 1).

Наши источники не позволяют ответить на вопрос о том, насколько распространенными были случаи вступления в армию рабов и прочих лиц из приведенного перечня. Но, по-видимому, их нельзя считать чем-то совершенно исключительным[488]. С этой проблемой пришлось столкнуться Плинию Младшему в бытность его наместником Вифинии. К нему для расследования были присланы двое рабов, оказавшихся среди новобранцев и даже уже успевших принести присягу[489]. Вероятно, именно с последним обстоятельством связано затруднение, возникшее у Плиния при рассмотрении этого дела и побудившее его обратиться к императору (Plin. Epist. X. 29). Из ответа Траяна (Х. 30) явствует, что рабы, сами предложившие себя в качестве добровольцев, подлежали смертной казни; если же они были взяты по набору или в качестве vicarii (т. е. в замену кого-либо), то это рассматривалось как ошибка чиновников, проводивших смотр новобранцев (inquisitio)[490]. Неясным остается, какому наказанию подлежали чиновники, допустившие такого роду ошибку. Не исключено, что в некоторых случаях чиновников к подобным «ошибкам» могли побудить взятки. Известно, что с коррупцией при проведении наборов в армию пытался бороться еще Цезарь, предложивший в 59 г. до н. э. lex Iulia de repetundis, согласно которому получение взятки при наборе в армию рассматривалось и каралось как опасное должностное злоупотребление[491].

Если рабам и уголовным преступникам военная служба воспрещалась в любых родах войск, то вольноотпущенники могли служить, но только в наименее престижных частях – в отрядах ночной стражи (cohortes vigiles) и на флоте, что являлось в императорское время устойчивым обычаем, потому что, судя по юридическим источникам, какого-либо прямого запрета отпущенникам служить в других частях армии не существовало[492]. Исключения лишь подтверждают это правило. Как и рабы, liberti призывались в войско лишь в экстремальных ситуациях, подобных тем, что возникли в 6 и 9 гг. н. э. во время Паннонского восстания и после гибели легионов Вара или в результате эпидемии чумы в период Маркоманнских войн. При этом, однако, они составляли отдельные отряды и не смешивались со свободнорожденными[493]. Служба в частях auxilia и в легионах вольноотпущенников крайне редко фиксируется документальными источниками, вероятнее всего, потому, что бывшие рабы старались по возможности не указывать свой статус[494]. Так, во времена Тиберия известен вольноотпущенник, служивший в вспомогательной части[495]. Из среды отпущенников, возможно, происходил Аврелий Аргив, центурион III Италийского легиона (АЕ 1982, 730; 182 г.), хотя он, скорее всего, получил полные гражданские права еще до поступления на службу[496]. В Дигестах (29. 1. 13. 7) упоминается miles libertus, но неизвестно, в каком роде войск он служил.

Таким образом, можно сказать, что бывшие рабы, хотя они и приобретали с отпуском на волю римское или латинское гражданство, в отношении военной службы стояли ниже перегринов или незаконных солдатских детей, которые имели возможность стать римскими гражданами одновременно с поступлением в легион, не говоря уже о том, что им был открыт такой путь, как служба во вспомогательных