Шрифт:
Интервал:
Закладка:
@Supernovadiabolique157 Я раньше была ее фанаткой, но она меня убила своими действиями во время пандемии. ИМХО, с ней опасно иметь дело.
@Supernovadiabolique157 А что по поводу «Реддита»? Это разве не стоит обсуждать?
– Саманта? – позвала Каролина. – Ты меня вообще слушаешь?
Она выхватила телефон из рук дочери.
– Мам, уважай мое личное пространство, – начала было протестовать Сэм, но мать проигнорировала ее и положила телефон на стол экраном вниз.
– Невежливо сидеть в телефоне, когда ты ешь, – заметила Каролина.
– Мы же еще не едим! – парировала Сэм. – И папа всегда читал за столом, помнишь?
В детстве Сэм, умывшись и одевшись в то, что ей накануне подобрала мать – платьице в клеточку, розовые колготки, ленточки для волос и туфельки с бантиками, – спускалась вниз к завтраку и украдкой заглядывала в кухонный уголок.
– Мама уже уехала на работу, – объявлял отец угрюмо из-за «Уолл-стрит-джорнэл», сдвигаясь по диванчику и освобождая ей место рядом с собой. Когда домработница являлась с завтраком, у Нейта при виде фруктов и обезжиренного йогурта, которые выкладывались перед Самантой, сжимались губы. Ей всегда казалось, что, может быть, он что-то скажет. Прикажет горничной все унести и приготовить Сэм порцию блинчиков с шоколадом – ее любимое блюдо, о чем ему было известно. Но он лишь сидел и наблюдал за тем, как она медленно завтракает, а когда она заканчивала, все еще немного голодная, отец приговаривал: – Мама хочет тебе только лучшего, малыш. Помни об этом.
– В самом деле? – спросила Каролина, поправляя столовые приборы. – Боже, девяностые иногда вспоминаются как сплошная галлюцинация. Ты поймешь, о чем я, когда подрастешь.
– Мам, я уже подросла. Мне сорок.
– Да. – Мать будто бы даже удивилась. – Неужели? Постоянно это забываю. – К ним незаметно подошла домработница. На руках у нее были следы ожогов. На тонких губах не было и намека на улыбку. Для Сэм домработница приготовила скрэмбл с тофу, обильно приправленный куркумой и черным перцем. Сэм не могла не бросить несколько завистливый взгляд в сторону яиц по-флорентийски, из которых полился сочный желток, как только Каролина вонзила вилку в самый центр тарелки. – Ты вчера припозднилась, – заметила мать, изящно отправляя в рот кусочек яйца. Она всегда съедала четверть порции, а потом отодвигала от себя тарелку, заявляя, что наелась. Каролина так давно это делала, что Сэм уже не была уверена, в самом ли деле у матери такой скромный аппетит или она натренировала себя верить в это.
– Да. Спасибо, что оставила мне запасной ключ.
– Я услышала, как открывается входная дверь. Было около четырех утра. В такое время ездить опасно. Ты что, не могла подождать до утра? Саманта, откровенно говоря, я не всегда понимаю, что творится в твоей голове.
– Не хотела стоять в пробках, разве непонятно? Я думаю, что уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно определять, в какой час мне возвращаться домой.
– Но я же беспокоюсь. Как и все матери, вне зависимости от того, насколько у них взрослые дети. Ты меня поймешь, когда у тебя появятся собственные.
– Ммм. – Сэм вслушалась в звуки, раздававшиеся с кухни: грохот тарелок, ополаскиваемых в раковине и затем отправляемых в посудомойку, и едва слышный смешок горничной, которая слушала Робин Робертс на «Доброе утро, Америка». – Чем займешься сегодня? – спросила Сэм, меняя тему разговора.
– Много дел, – на автомате ответила Каролина. Мать никогда не жаловалась на свой плотный график, каким бы переполненным он ни был, и когда она еще работала, и позже, когда ей пришлось ухаживать за мужем, когда у него диагностировали раннюю деменцию. Но, как только она вышла на пенсию, зазвучали вечные «занята» и «много дел», будто бы в противном случае она сдалась бы на растерзание старости. – В десять у меня пилатес. А почему бы тебе не сходить со мной? Ничто так не помогает оставаться стройной, как пилатес. Не зря же им занимаются балерины. Потом у меня обед с Лидией. Затем…
– Я думала, что вы с Лидией в ссоре, – прервала ее Сэм. У нее все сжалось внутри. Ей не хотелось, чтобы мать сплетничала за капучино с Лидией Томас. Лидию можно было спокойно отнести к тому типу женщин, которые дни напролет проводят в «Фейсбуке» за лайками постов с политическим зарядом, поиском шуточек про «винный час» и «мамино лекарство», хотя ее сыновьям уже было давно за сорок, и расшариванием страничек сбора пожертвований для больных раком детей на «ГоуФандМи», с неизменной припиской, что это «очень важно» (но при этом сама деньги она никогда никому не направляла). Сэм представила себе, как Лидия, положив руку поверх ладони Каролины, пересказывает, что люди в Интернете говорят о ее дочери.
– Я ни с кем не ссорюсь, – удивленно заметила Каролина. – Лидия – моя хорошая подруга.
Сэм взглянула на мать, прикидывая, что можно сделать в такой ситуации. Она хорошо понимала, что резонансная в онлайне история может вообще никогда не просочиться в реальную жизнь. Она неоднократно наблюдала это и раньше. Для того чтобы пропихнуть книгу о темнокожей семье, пытавшейся купить дом в только что отстроенном Левиттауне[18] в 1950-е годы, авторка – очередная склочница, с угрожающей улыбочкой рассуждающая о своем желании «докопаться до истины», заявила, что ее бабушка была ребенком межрасового брака. Люди начали откапывать старые нелицеприятные твиты из социальных сетей очередной звездульки. Чат «Духовной мафии» заполонили скриншоты, дополненные россыпями восклицательных знаков. Татум заявила, что карьере этой девчонки наступил «конец». Но, когда Сэм упоминала этот или похожий сюжет психотерапевту, матери, бывшему бойфренду или любому другому человеку, кто не был в онлайне с головой, ее слова встречали взгляды, полные озадаченного непонимания и негласного вопроса: «Ты о чем?» Весьма вероятно, что