– Ой! – удивленно сказал Саша, разглядывая то, что держал в руке. – Я же купался с Катиным телефоном!

– Зачем ты его взял? – взвилась Катя.

– Я хотел переложить его, чтобы он не намок!

– Не ври: ты играл! Я тебя прикончу!

– Ай! Не надо! – пискнул Саша, прячась за папу. – С ним все в порядке, только экран не горит!

– Сашенька! Я сейчас тоже с тобой что-нибудь сделаю, что с тобой всё будет в порядке. Только у тебя звука не будет и изображения! – шипела Катя, пытаясь добраться до Саши, чтобы его задушить.

– Осторожно: гик! Ложись! – закричал Иван, и Саша был на время спасен.

Вскоре Рита заснула, убаюканная плеском волн. Костя последовал ее примеру, и только бессонный Саша, не рискуя вставать, чтобы снова не получить гиком по лбу, вертелся, как червячок.

Мама и папа Гавриловы смотрели на берега. Мимо проплыла Окуневка, затем красивый и гордый Тарханкутский маяк, после него Оленевка, а потом вдали показались отдельные разбросанные домики, постепенно сгущающиеся в небольшой городок.

– Черноморское? – спросила мама.

– Ага! – подтвердил Иван, но подтвердил рассеянно, потому что от берега дул отжимной ветер, яхту заваливало и надо было срочно убирать парус.

А тут еще Алена, привстав на локтях, закричала:

– Робинзон! Робинзон!

Никто не понимал, почему она кричит, но Алена продолжала кричать и показывать пальцем в открытое море. Там темнела какая-то точка.

– Буй, что ли, какой-то? Не было его тут раньше! – удивился Иван.

Петя направил на точку свой одноглазый бинокль, долго настраивал его, а потом сообщил:

– И правда Робинзон! Как ты без бинокля-то углядела?

Алена скромно зарумянилась. Зрение у нее было, как у снайпера.

– Какой еще Робинзон? – Папа отобрал у Пети бинокль, нацелил его в море и среди волн увидел резиновую лодку. На лодке, размахивая руками и пытаясь привлечь их внимание, подпрыгивал какой-то человек. Изредка порывы ветра доносили его похожий на писк крик. Чем-то он и правда походил на терпящего бедствие Робинзона, когда тот пытался покинуть остров на самодельном плоту.

– От берега мужика ветром отжимает! – сказал Иван, сразу сообразив, что к чему. – Кто ж на такой резинке в море выходит? У нее ж весла – как усы у таракана!

– И что будем делать?

– Спасать. Хотя лучше бы его, конечно, утопить. Такая дурость не лечится! – назидательно сказал Иван и завел мотор.

Яхта «ДруZба» отвернула от берега и отправилась догонять резиновую лодку. Ту продолжало относить, и прошло минут десять, прежде чем яхте удалось к ней приблизиться. В лодке, пытаясь грести бесполезными при таком ветре коротенькими веслами, сидел мужчина постарше папы Гаврилова. На нем был новенький гидрокостюм, на лбу – маска, а рядом лежали баллоны и подводное ружье.

– Лови, мужик! На буксир возьмем! – крикнул Иван, бросая ему край каната.

Тон у капитана «ДруZбы» был счастливо-небрежный. Можно было подумать, что он трижды в день спасает утопающих и один раз поднимает со дна «Титаник». Но, увы, канат пролетел мимо, плюхнулся в воду, и Ивану, смущенному промахом, пришлось подтягивать его и бросать вторично.

Робинзон поймал канат и торопливо привязал его к лодке.

– Ну слава богу! Я думал, конец! Три часа тут бултыхаюсь! – крикнул он, переводя дух.

– Кто ж в такую погоду в море выходит!

– Я не выходил. Я на камнях с ружьем плавал, а лодку на всякий случай надул. Думал, баллоны на нее положить. А ее сорвало и понесло. Я за ней. Догнал, вскарабкался, а обратно никак!

– Надо было лодку бросать и чесать к берегу! – заявил Иван.

– Ну, дорогой мой, смело вы чужими лодками разбрасываетесь! Да я и не доплыл бы. Я, когда на лодку залезал, один ласт потерял! – сказал Робинзон.

Теперь, когда он был спасен, путешественник быстро обретал уверенность в себе. Его круглые скулы из пепельных сделались румяными, как свежие яблоки, а в выражении лица проявилась даже какая-то начальственность.

Перебирая руками канат, он подтянул лодку к яхте и пришвартовался к ее борту так, что она даже немного мешала мотору, хотя не так уж и сильно, поскольку «ДруZба» шла к берегу наискось.

– Давайте знакомиться! Михаил Николаевич! Для вас можно просто Михаил.

Папа с мамой тоже представились. И дети представились. Заваленный именами, бывший Робинзон запомнил только Алену, которая раза три скромно сказала, что это она его первая увидела.

– Что вы тут делаете? Туристы? Крым смотрим? – спросил Михаил.

Все Гавриловы ужасно обиделись, что их приняли за туристов, а Рита, успевшая проснуться, прямо-таки надулась от негодования.

– Неф! Мы пафаем бегемофа! – гордо сообщила она.

– Какого «бегемофа»?

– Насего! Из лузы!

– Да? – улыбнулся Михаил Николаевич. – У вас есть бегемот?

– Да не бегемот он никакой! Он тигренок белый!.. Рита его нашла, он у нас в шкафу жил, а ночью его уперли! – сказала Алена.

Бывший Робинзон перестал улыбаться.

– Кто упер? – спросил он резко.

– Художник один! Который за цирком на велосипеде гнался! Хотел награду получить! Вот на этом вот велосипеде! Он его у нас украл! И куриную клетку у Моховых утащил, чтобы тигра туда запихнуть! – сказала Алена и показала на велосипед, привязанный к крыше рубки. Это было единственное место, куда папа с Иваном смогли его поместить, чтобы он никому не мешал.

Михаил Николаевич оглядел велосипед, особенно заинтересовавшись изжеванной передней покрышкой.

– А бросил он его из-за колеса? – уточнил он.

– Точно! – обрадовалась его понятливости Алена. – В кусты за остановкой спрятал, а мама нашла!

Бывший Робинзон опять посмотрел на велосипед и стал покусывать ноготь.

– И долго он у вас в шкафу жил? – поинтересовался он вскользь.

– Кто? Тигренок?

– Да, тигренок!

Гавриловы уставились на Риту, которая единственная это знала.

– Один-два-много! – важно ответила Рита, показывая весьма условное количество пальцев от трех до десяти.

– А почему вы сами не вернули его в цирк?