Из одеял, нескольких лошадиных вальтрапов и спальника, расстегнутого на всю длину молнии, мама соорудила постель на девять человек.

– Мы не поместимся! – заявила Вика.

– Поместимся. Только поворачиваться придется всем вместе, по команде. И прижиматься друг к другу, чтобы не замерзнуть! – сказала мама и первой полезла под одеяло.

К маме моментально прижалась Рита, у которой давно уже слипались глаза.

Остальные дети еще некоторое время побегали вокруг погасающего костра, а потом замерзли и тоже полезли под одеяла прижиматься к маме и друг к другу. Даже злодей-одиночка Петя и тот полез, хотя вначале пытался устроиться отдельно на холме, намотав на себя какие-то случайные тряпочки так, что стал похож на мумию фараона.

Но тряпочки его не спасли, и он забрался под расстегнутый спальник, оказавшись между Сашей и Костей.

– Если кому-то сегодня приснится горшок – убью! – шепотом предупредил он обоих братьев.

Было уже совсем темно. На небо высыпали звезды. Их было в десятки, даже в сотни раз больше, чем в городе. Папа Гаврилов смотрел, и ему казалось, что никогда в жизни он не видел столько звезд. Посреди неба протекала огромная переливающаяся река, а все созвездия были ее брызгами. Папа глядел на звезды и размышлял, хотел бы он, чтобы у него была собственная звезда. С одной стороны, заманчиво, а с другой – нет, мороки много. Надо заправлять звезду газом, запускать термоядерные реакции с выделением гелия и устраивать всякие другие вещи, которые лучше будут получаться у Саши. Он же, папа Гаврилов, лучше и там, на небе, будет писать книги или, если там не будет книг, делать что-нибудь похожее.

Дядя Леша, поевший сала с хлебом, давно уже похрапывал между двух попон. Неожиданно старая кобыла подняла морду, посмотрела на звезды и грустно протяжно заржала.

Костя приподнял голову и сразу же ее уронил.

– Кто это тут егогокал? – спросил он сонным голосом.

– Лосадка Садиська! – еще более сонным голосом ответила Рита.

Так спокойная старая кобыла обрела новое имя. Прежнее было Ласточка.

На другой день дядя Леша поднял всех еще до рассвета. – Волнуюсь я за лошадок. Надо все-таки водичку найти! День будет жаркий! – сказал он, показывая на горизонт, где и солнца еще не было, а только небольшое светлое пятно над степью.

– Ага, жаркий! Мне уже сейчас жарко! – сказал Петя, стуча зубами. Всю ночь он спал, накрытый с головой, и грелся о Сашу, сожалея, что Саша такой коротенький и тепла от него мало.

– Просто вы обгорели. А так ночь была теплая, – сказал дядя Леша и пошел седлать лошадей.

Костер уже не разводили, есть тоже было нечего. Правда, и завтракать никому не хотелось. Уж очень было рано. Все сидели и, кутаясь в одеяла, смотрели, как из-за горизонта выкатывается алый краешек солнца. Солнце было свежее, румяное, не обжигающее глаз. Смотри сколько угодно.

– Красиво, – вздохнула Алена. – Прямо потрогать хочется!

Скоро все уже сидели на лошадях и медленно ехали в сторону, противоположную восходящему солнцу. Казалось, они удирают, а солнце догоняет. С каждой минутой светило поднималось все выше, становилось ярче, сердитее. Смотреть на него было уже нельзя.

Часа через три Гавриловы увидели, что две линии электропередачи сходятся вместе. А там, где они сходятся, на высоком кирпичном столбе серебрится одинокий профиль Горького.

– Ага! Знаю это место! – радостно воскликнул дядя Леша. – Тут колхоз когда-то богатый был. Вино делали. Почему-то если вино, то обязательно Горький с какого-нибудь боку примажется. А если еще называется что-то типа Мирный или Добрый, то там, значит, военная часть стояла. Ни один вражеский разведчик не догадается!

Пока дядя Леша договаривался с каким-то дедком, чтобы тот шлангом наполнил стоящую у забора ванну, и по очереди подводил к ней лошадей, Петя углядел в конце улицы магазин. Вслед за Петей в магазин кинулись и все остальные. Даже папе пришлось бежать, потому что он испугался, что дети будут хватать всё как дикие.

Так оно и оказалось. Кроме шоколадок, сока и печенья, дети стали сгребать с полок товары, на которые в другое время и не посмотрели бы. Рита зачем-то схватила и прижала к груди резиновые сапоги немыслимого лилово-зеленого цвета, а Костя вцепился в садовый секатор и щелкал им в опасной близости от носа Саши. Папе стоило больших трудов все это у них отнять и вернуть на место.

Одна Катя делала покупки более-менее дальновидно, но при этом заявляла, что никому ничего не даст и надо иметь свою голову на плечах. Но это она всегда так говорила, а потом, конечно, все равно делилась.

Кроме многочисленных Гавриловых, в магазине были еще покупатели, так что к прилавку выросла очередь. Петя, сгребавший с верхних полок конфеты, замешкался, случайно оказался в хвосте очереди и попытался пробиться вперед к своим родственникам. Какие-то дедульки стали его останавливать. Пете было неловко сознаться, что он с папой, и он сказал:

– Я занимал вон за тем молодым человеком!

Наконец папа расплатился и, пропустив вперед детей, чтобы убедиться, что никто из малышей в последний момент не схватит какие-нибудь очередные резиновые сапоги, вышел на улицу. Перед магазином была небольшая площадь, а на площади – автобусная остановка. На автобусной остановке он увидел маму. Она стояла и, задрав голову, смотрела расписание.

– Отсюда два автобуса в сутки! Первый ушел час назад. Обратный будет в шесть вечера. Но не это главное. Главное – вот! – Мама торжественно взяла папу за рукав и затащила его за остановку.

Папа увидел зеленый велосипед с детским креслом и изжеванной передней покрышкой, из-под которой торчали какие-то тряпки и трава. Видимо, кто-то пытался выйти из положения и хоть чем-то заменить камеру.

– Наш велосипед! – воскликнул папа.