Джон заранее предупредил Уилла, что нынешняя пациентка нервически боится всего связанного с медициной и потому попросила разрешения звать его по имени, а не по фамилии.

– Отсутствие формальностей в общении ее успокаивает. Кроме того, так можно избежать обращения «доктор».

Сначала они долго сидели и пили чай, что показалось Рейвену несколько странной прелюдией к хирургической процедуре, какой бы она ни была. Грейсби сидела у огня, потягивая из чашки свой дарджилинг. Лечащий врач, как заметил Уилл, уселся совсем рядом со своей пациенткой и во время разговора часто притрагивался к ее руке. Она действительно обращалась к нему не «доктор Битти», а «Джонни», что звучало не то что неформально, а прямо-таки фамильярно. Учитывая цель их визита, Рейвен не мог понять, как это сочетается с убеждением Битти, что с пациентами необходимо держать дистанцию. Возможно, слова – или чувства – у него попросту расходились с делом; но не было никаких сомнений, что этот человек всегда в точности знал, как поставить себя в том или ином обществе.

Уилл уже начал гадать, не носит ли их визит лишь предварительный характер, а сама процедура в таком случае будет назначена на другой день, когда Джон поставил чашку и объявил:

– Думаю, нам пора приступать.

Грейсби заметно побледнела и, несколько раз промокнув платочком губы, сказала:

– Да, полагаю, надо, – и поднялась с кресла; при этом с тревогой посмотрела на Рейвена, будто ожидая, что он начнет возражать. – Комната уже готова, – добавила она тихо.

Пациентка провела их в заднюю часть дома, мимо портрета сурового вида мужчины с пышными усами. Заметив, что новый гость разглядывает картину, она сказала: «Мой муж», к удивлению Уилла, который решил было, что это ее отец: разница в возрасте бросалась в глаза.

Они вошли в небольшую комнату, из которой явно убрали всю мебель, за исключением кушетки и небольшого столика. Битти попросил принести стол побольше, чтобы он мог разложить инструменты, и последовала некоторая суматоха: сначала слуги искали стол подходящего размера в комнатах наверху, а потом никак не могли втащить его в дверь.

Рейвен все еще не знал, какую именно процедуру намеревался провести лечащий врач, а тот рассказал ему о пациентке очень немногое, за исключением того, что та была молода и здорова. Уилл попытался было расспросить Джона подробнее, когда они вместе подходили к дому, но единственное, чего он добился, – объяснения, почему Битти считал необходимой подобную скрытность.

– Если процедура окажется успешной – в чем я практически не сомневаюсь, – на нее будет спрос. Но мое изобретение принесет мне достойный доход лишь в том случае, если я буду единственным, кто станет предлагать эту процедуру.

– Я не смогу скопировать то, что вы будете делать, потому что не увижу этого, – убеждал коллегу Рейвен. – Я буду занят с другой стороны, так что вы можете рассказать мне – в общих чертах, – что собираетесь делать.

– Что ж, справедливо, – со вздохом согласился Джон. – Я буду выполнять манипуляцию, призванную исправить загиб матки, что, как я уверил миссис Грейсби, повысит шансы на зачатие. Ее мужу хочется обзавестись сыном и наследником, и, откровенно говоря, он проявляет весьма малое терпение относительно того, что считает недочетом со стороны жены.

– А мистер Грейсби будет присутствовать? – спросил Уилл, которому и так было не по себе.

– Господи, нет. Он сейчас за границей. Кажется, в Америке.

Рейвен смотрел, как Битти раскладывает на столе разнообразные щупы и маточный зонд. Как именно сия манипуляция должна способствовать зачатию, он не понимал, но, судя по всему, это не было чем-то особенно сложным и, значит, не должно было затянуться надолго.

Уилл достал из сумки губку и склянку с эфиром. В голове у него звучал голос Симпсона. Единственная разница между лекарством и ядом – это размер дозы.

Грейсби прилегла на кушетку и прикрыла глаза своим платочком. Дыхание у нее было учащенное, поверхностное, на верхней губе выступили мелкие капельки пота. Рейвен вдруг осознал – быть может, слишком поздно, – что она не похожа ни на одну из тех пациенток, которым он давал эфир. В отличие от них, она не рожала вот уже несколько часов и нервничала гораздо больше любой из предшественниц, которые часто настолько сильно жаждали забытья, что хватали врача за руку и сами притягивали губку к лицу. Грейсби, напротив, отвернулась и тихо всхлипнула в подушку.

– Ну же, Кэролайн, – сказал Битти суровым тоном. – Ты знаешь, что это необходимо.

Та, сглотнув, согласно кивнула. Она вдохнула эфир раз, другой, а потом сделала попытку оттолкнуть руку Рейвена. Он заговорил с ней спокойным тоном, как не раз делал при нем Симпсон, опять поднес губку к ее лицу, и через пару минут она, казалось, уснула.

Джон начал процедуру, а Рейвен держал руку на пульсе. Пока все шло хорошо.

– Я заметил, что ее портрета нет, – тихо сказал Уилл.

– Да, его нет, – ответил Битти. – Это дорогое удовольствие, так что портрет жены часто не заказывают до тех пор, пока она не родит наследника. И останется при этом в живых.

– Если, конечно, это не брак по любви, – предположил Рейвен, размышляя о том, что эта женитьба таковой, видимо, не являлась.

– Строить догадки в подобных случаях – дело неблагодарное, – сказал Джон. – Но, думаю, в этом случае мы можем быть уверены.

– Она, похоже, здорово вами увлечена, – сказал Уилл, стараясь, чтобы это прозвучало как шутка.

Битти, казалось, смутился.

– Это палка о двух концах, – ответил он. – Женщинам моя внешность кажется мальчишеской, и они начинают испытывать ко мне материнские чувства. Поэтому завязать хорошие отношения достаточно легко, но всегда есть опасность, что они неправильно истолкуют мои намерения.

– Так ли уж противно вам подобное внимание? – спросил Рейвен: постное выражение на лице коллеги возбудило в нем любопытство. Кроме того, что уж скрывать, он немного завидовал Джону.

– Когда женщине нравится, что я выгляжу будто мальчишка, она часто начинает относиться ко мне снисходительно. Еще хуже, когда сама она молода и не слишком умна. Тогда начинает воображать себе, будто мы идеально друг другу подходим. Вам, может, подобное внимание и кажется лестным, но я уже сыт по горло подобным флиртом.

Уилл вспомнил, как долго Битти разговаривал с Миной тогда, за ужином, – и вдруг их беседа предстала перед ним в совершенно ином свете.

Его раздумья были внезапно прерваны, когда Грейсби застонала и взмахнула рукой – явно в ответ на манипуляции Джона. Она попала Рейвену по левой щеке, и тот вскрикнул, скорее от удивления, чем от боли. От шума Битти выронил из рук инструмент.

– Бога ради, Рейвен, сделайте так, чтобы она не дергалась, а?

Уилл быстро плеснул на губку еще эфира и, уже не церемонясь, ткнул ее в лицо извивающейся женщине. Пара вздохов, и она снова затихла. Джон воззрился на него так, будто хотел проткнуть инструментом, только что поднятым с пола.