– Капитолину Михайловну сейчас доставят. Прикажете подать экипаж? – язвительно обратился он к налетчику.

Мартынов проигнорировал откровенный сарказм.

– Мы доберемся сами. Но благодарю за предложение.

Большие напольные часы в кабинете обер-полицмейстера пробили ровно десять часов утра. Затем стрелки поползли дальше. Маятник синхронно раскачивался, производя на наблюдавших гипнотическое воздействие. Никто больше не проронил ни слова. Арсений откровенно скучал, полковник пристально изучал лицо своего визави, словно стараясь хорошенько запомнить его на всю оставшуюся жизнь. Бондаренко, с трудом справляясь с бушевавшей внутри яростью, кусал губы, но от новых выпадов в сторону Мартынова предпочитал воздерживаться. В эту секунду Григорий Степанович дал себе твердое обещание при первой же удобной возможности расправиться с этим нахалом. Не сегодня, так завтра. В любом случае пристав знал, что не сможет теперь спать спокойно, пока Мартынов разгуливает на свободе и насмехается над ними. Бондаренко хотелось верить, что приблизительно такие же мысли роятся и в голове его начальника. Прочесть сейчас что-либо по лицу Пороховицкого не представлялось возможным…

Время тянулось бесконечно долго. Мартынову казалось, что прошла целая вечность, прежде чем дверь в кабинет снова отворилась и на пороге в сопровождении адъютанта появилась Капитолина Вайсман. Лицо девушки слегка осунулось и сейчас его покрывала неприсущая Капитолине нездоровая бледность. При виде Мартынова глаза ее удивленно округлились.

Арсений, блеснув в чарующий улыбке белоснежными зубами, бодро поднялся на ноги.

– Капа!

Следом за ним покинул свое кресло и Пороховицкий. Он выглядел мрачнее тучи.

– Вы свободны, Капитолина Михайловна, – сквозь зубы процедил обер-полицмейстер. – Ваш друг Арсений Мартынов… К сожалению, не знаю, как величать его по батюшке… Он обо всем позаботился. Не скажу, что я в восторге от такого рода решения, но… Обстоятельства, так сказать, вынуждают меня… – Он замолчал и взглянул на Мартынова. – Надеюсь, на ваше слово можно положиться.

– Безусловно.

Арсений прошел вперед и взял Капитолину под локоть. Спокойствие оставило его. Мартынов жаждал, как можно скорее, убраться отсюда. Хотя внешне это мало в чем проявилось.

Адъютант Пороховицкого открыл перед ними дверь.

– Это не последняя наша встреча, милейший, – бросил в спину Мартынову обер-полицмейстер. – Равно как и с вами, дражайшая Капитолина Михайловна. И, можете мне поверить, когда мы увидимся с вами в следующий раз, я буду готов к этому крайне основательно. И не забуду того оскорбления, которое вы нанесли нашему ведомству в моем лице. Не будь я Пороховицкий!

Ни Мартынов, ни Вайсман ничего не ответили на это. Они вышли из кабинета Петра Лазаревича и не могли видеть, какими взглядами наградили их на прощании оба полицейских.

Не видели они и того, в каком бешенстве был Пороховицкий, когда час спустя ему доложили, что люди, виденные им в подзорную трубу на крыше старого заброшенного Кафедрального собора, вовсе даже и не люди, а ряженные в жандармские мундиры тряпичные манекены. Состояние Григория Степановича Бондаренко и вовсе не поддавалось описанию.

Не застав Бесшабашного на майдане, Черный прямиком велел кучеру ехать в трактир Мельникова, излюбленное место Пафнутия. В просторном зале трактира всегда можно было затеряться среди разночинной публики.

Как и всегда, здесь было шумно. Играл оркестр, пара подвыпивших купчиков вышли на центр зала плясать. Музыканты задорно исполняли русскую, купцы веселились. Ростовский «деловой» действительно оказался у Мельникова. Сидел он во втором ряду столиков, ближе к середине зала, где было организовано нечто напоминавшее эстраду. Шумели в трактире так, что собеседники могли не заботиться о том, что кто-либо услышит их разговор…

– Упокой, Господи, душеньки их. Прими земля косточки, – хватив эля, Иван потянулся за хлебом с жареными мозгами.

– Сами с Тетеревом чудом спаслись. А из наших никого-то больше. Все там полегли. В Москве, – продолжил Митька свой рассказ, вперив взгляд в полового, который как раз поднес к столику графин английской горькой и три стопки.

– Ступай. Сами небось разольем, – угрюмый взгляд Бесшабашного заставил официанта незамедлительно удалиться.

Выслушав Митькино сообщение о событиях в Москве, Пафнутий помрачнел. Бесшабашный двинул на середину стола тарелку с излюбленным обеденным блюдом – щами с головизной и отер бороду белоснежным льняным полотенцем, угодливо поданным подручным.

Митька, предчувствуя грозу, искоса смотрел на Бесшабашного.

– Да, не таких новостей ждал я от вас, – начал Пафнутий, отодвигая на середину стола тарелку со щами. – Ваше дело было малое. За обиду нанесенную ответить. С несогласными «наганом» порешить, и остальные бы забоялись. Потому страх надо было в них поселить. Силой неожиданной стихийной на московских обрушиться и одним махом все в свои руки заключить. А вы, видно, положили, что московские сами вам все на блюде с золоченой каймой принесут. То-то и вышло, что ни с чем вы теперь ко мне явились.

– Не, Пафнутий. – Митька, несколько раз порывавшийся возразить, наконец улучил минутку. – Все ты говоришь верно, но и московские не промах оказались. Они прежде нас «наганы»-то повынали. Есть там у них один такой Мартынов. Стреляет, что гвозди забивает. С десяти шагов в глаз. Не робкого десятка там стрелки. А что до баб, так ты говорил, что сладить с ними, как плюнуть. А до них еще труднее добиться, чем до иного мужика. Тут уж и ты, верно, сам кому-то в обман дался, коли такое предположил. Не те это марухи, что у нас на Боготяновке. То бабы особые.

Митька пока говорил, не заметил, как лицо Пафнутия багровело. Глаза Бесшабашного налились кровью.

– Ты мне Лазаря-то не пой, Черный. Говори лучше, как на духу все. Нешто ростовские стрелки хуже московских оказались? Не поверю я ни за что в это. Не сумели вы все, как условились, исполнить…

– Прав ты, Пафнутий. И мы стрелять умеем не хуже ихнего. Да только не ждали там нас с распростертыми объятиями. А ждали с «наганами». Так-то. Тут уж ты, атаман, нас в заблуждение своими напутствиями ввел. – Митька потянулся за графином с горькой, наполнил одну из стопок и тут же выпил.

– Щенок! – Бесшабашный приподнялся. Могучий кулак его с грохотом опустился на тяжелый дубовый стол, отчего посуда с разнообразными яствами зазвенела. – Посмел ты предположить, что Пафнутия кто вокруг пальца обвел? Не так-то прост Пафнутий, чтобы его кто угодно дурачил!

Несколько секунд «деловой» и Митька молча глядели друг на друга. Выдержать разъяренный взгляд Бесшабашного мог не каждый. Митька, ободренный выпитым, упрямо не уводил глаз. Наконец, Пафнутий стал медленно оседать на место.

Тетерев, который в общем гаме едва ли мог слышать произносимые слова, безмолвно следил за обоими собеседниками. Придвинув к себе тарелку с жареными мозгами на черном хлебе, он один за другим поедал ломти.