Каждый вторник, после совместного ужина, Сингеры и Куиллеры играли в довольно сложную карточную игру под названием “Ливерпуль”.

Куиллеры жили в прелестном особнячке на Хейз-стрит. Гостей встретил у порога сам хозяин и, стиснув Сандру в медвежьих объятиях, провозгласил:

– Почему так долго? Заходите скорее! Шампанское стынет! Отпразднуем великий день! Сразу и пентхаус, и партнерство в фирме! Такое нечасто бывает! Или сначала пентхаус, а потом партнерство.

Дэвид и Сандра переглянулись.

– Эмили в кухне, готовит что-то ужасно вкусное, – продолжал Джесс. – Думаю, вам понравится, если…

И, внезапно осекшись, внимательно пригляделся к супружеской чете.

– Что-то неладное? Я слишком поспешил? Или полез не в свое дело?

– Нет, Джесс, – покачал головой Дэвид. – Просто…, просто небольшая проблема.

– Ну же, не стойте в прихожей. Пойдем в гостиную. Выпьешь что-нибудь, Сандра?

– Нет. Не хочу, чтобы у малыша появились дурные привычки.

– Повезло парню на родителей, – искренне восхитился Джесс. – А ты, Дэвид? Что тебе налить?

– Что хочешь, – рассеянно отозвался Дэвид. Сандра тактично отступила к кухне:

– Пойду спрошу Эмили, не требуется ли помощь.

* * *

– Садись, Дэвид. Вижу, что-то стряслось.

– Я совершенно запутался, – признался Дэвид.

– Постой, сейчас угадаю. Что под угрозой: пентхаус или партнерство?

– И то, и другое.

– И то, и другое?!

– Да. Надеюсь, ты слышал о деле Паттерсон?

– Эшли Паттерсон? Еще бы! Но какое отношение имеешь к этому…

Джесс внезапно осекся.

– Погоди! Ты рассказывал о каком-то Стивене Паттерсоне, который спас жизнь твоей матери!

– Да. И теперь он требует, чтобы я защищал его дочь. Я пытался порекомендовать тебя, но он не хочет признавать никого, кроме меня.

Куиллер нахмурился.

– Разве он не знает, что ты давно занимаешься гражданским правом?

– Знает, в том-то и загвоздка. На свете есть десятки защитников, которым я в подметки не гожусь!

– Но он знает, что когда-то ты был криминалистом?

– Конечно.

– Как он относится к своей дочери? – осторожно осведомился Куиллер.

– Что за странный вопрос! Она для него дороже всего на свете.

– Прекрасно. Предположим, ты соглашаешься. Беда в том…

– Беда в том, что Кинкейд не желает моего участия в этом, как он выражается, “мерзком” процессе. И если я пойду наперекор, не видать мне партнерства как своих ушей.

– Понятно. А при чем тут пентхаус?

– Заодно я могу попрощаться со всем своим будущим! – взорвался Дэвид. – Откуда у меня деньги на такие хоромы? Я буду последним идиотом, если возьмусь за это. Да что там, настоящим ослом!

– А почему ты злишься?

Дэвид тряхнул головой, чтобы немного прийти в себя.

– Потому что я собираюсь защищать Эшли Паттерсон.

– Интересно, отчего меня это ничуть не удивляет? – усмехнулся Куиллер.

Дэвид раздраженно провел рукой по волосам:

– Если я отвернусь от Паттерсона, а его дочь осудят и казнят, одно сознание, что я мог, но отказался помочь, не даст мне жить спокойно. Тогда хоть в петлю.

– Понятно. А Сандра что говорит? Дэвид выдавил кривую улыбку.

– Ты ведь знаешь ее.

– Да уж. Она хочет, чтобы ты поступил по совести.

– Как ты догадался?

– Что ж, дружище, можешь положиться на меня. Дэвид вздохнул:

– Нет. В том-то все и дело. Паттерсон поставил условие – я должен справиться сам.

– Не понимаю, что за чепуха? – удивился Куиллер.

– Думаешь, я понимаю? Поверь, я пытался, как мог, объяснить все это Паттерсону, но он не дает слова сказать.

– А Кинкейд знает?

– Завтра поговорю с ним.

– И что из всего этого выйдет?

– Увы, кому знать, как не мне? Он посоветует не браться за дело, а если я буду настаивать, попросит взять отпуск без сохранения содержания.

– Давай завтра пообедаем вместе. “Рубикон”, час дня.

– Заметано, – кивнул Дэвид. В эту минуту из кухни вышла Эмили, вытирая руки о передник. Дэвид и Куиллер поднялись.

– Привет, Дэвид, – весело прощебетала Эмили, подставляя щеку для поцелуя. – Надеюсь, вы проголодались. Ужин почти готов. Сандра помогает мне делать салат. Она у тебя просто чудо!

Эмили подхватила поднос и просеменила на кухню.

– Ты так много значишь для нас с Эмили, – тихо сказал Джесс. – Поэтому и хочу дать тебе совет. Гони призраки прошлого.

Дэвид молча опустил голову.

– Это было и прошло, Дэвид. Все кончено. И ты ни в чем не виноват. Такое могло случиться с кем угодно.

– Но случилось со мной, Джесс. Я прикончил ее собственными руками. Исподтишка.

* * *

И снова нахлынули воспоминания. Они приходили опять и опять, неотвязные, назойливые. Очередной приступ дежа-вю. Дэвид на мгновение перенесся в другое место и другое время. И застыл, морщась от боли.

Тогда он выпросил у Куиллера это дело. Эффектное и выигрышное. Сулившее оглушительный успех.

Хелен Вудмен, молодую красивую девушку, обвинили в убийстве богатой мачехи. Все знали о том, что эти двое ненавидели друг друга, не раз затевали прилюдные скандалы и едва не дрались, но все улики против Хелен были косвенными. Ни одного прямого доказательства. Дэвид отправился в тюрьму и, поговорив с девушкой, преисполнился уверенности в том, что она невиновна.

С каждой встречей Хелен нравилась ему все больше, и в конце концов Дэвид нарушил непреложное правило: никогда не влюбляться в клиенток.

Процесс шел, как и предполагалось, довольно гладко. Дэвид методично разбивал все доводы обвинения и легко перетянул многих присяжных на свою сторону. Но тут неожиданно грянул гром. Алиби Хелен основывалось на том, что в ночь убийства она была в театре с подругой. Ту вызвали в суд для дачи показаний, и девушка призналась, что Хелен попросила ее выгородить. К тому же объявился свидетель, видевший обвиняемую у дома мачехи приблизительно в то время, когда было совершено преступление. Общественное мнение и симпатии присяжных склонились на сторону обвинения. Хелен обвинили в предумышленном убийстве и приговорили к смертной казни. Дэвид был вне себя от отчаяния.

– Как вы могли сделать это, Хелен? – упрямо допытывался он. – Почему солгали мне?

– Я никого не убивала, Дэвид. В ту ночь, войдя в дом, я обнаружила тело мачехи на полу. И побоялась…, побоялась, что вы не поверите мне. Вот и сочинила, что была в театре.