Лукавит, ох лукавит Борис Николаевич. Видите ли зовут его в столицу, всякие должности, вплоть до министра, предлагают, а он — ни в какую. Не уточняет, правда, что за министерскую должность и когда ему посулили, скорее всего в Российском Правительстве, в противном случае не преминул бы уточнить. Несомненно одно, столица одновременно притягивала, как магнит железные опилки, но в то же время отпугивала своей неопределенностью в отношении возможного карьерного роста немолодого уже Ельцина.

Должность, на которую он согласился, отнюдь не давала ему определенных надежд на дальнейшее продвижение, да никто и не давал ему обещаний, что это всего лишь ступенька для «покорения» Москвы.

Только включившись в водоворот кремлевских интриг, он совсем скоро поймет, для чего его выманил из Свердловска Генеральный секретарь. Как бы то ни было, он твердо знал, что необходимо зарекомендовать себя на новом месте с самой положительной стороны, показать, на что он способен:

«Включился бурно, и отдел заработал активно. Не все, конечно, приняли этот стиль, но это и естественно. Возвращался домой в двенадцать, полпервого ночи, а в восемь утра уже был на работе. Не требовал этого от других, но сотрудники, особенно заместители, пытались как-то подтягиваться.

У меня не было какого-то священного трепета, когда я переступал порог и начал работу в здании ЦК КПСС на Старой площади. Но вообще-то именно это здание — своего рода цитадель власти в стране, средоточие аппаратного могущества. Отсюда исходят многие идеи, приказы, назначения. Грандиозные, но невыполнимые программы, вперед зовущие лозунги, просто авантюры и настоящие преступления. Здесь за минуты решались вопросы, которые потом несколько лет потрясали весь мир, как, например, решение о вводе советских войск в Афганистан.

Я приступил к работе, нисколько не задумываясь над этим. Надо было поднимать отрасль. Я хорошо знал вопросы строительства, был, так сказать, в шкуре хозяйственника, и потому главные беды, проблемы этой отрасли мне были известны»[138].

Слов нет, в вопросах строительства Ельцин ориентировался неплохо, однако профессионализм его был всего лишь областного масштаба, нигде, кроме Урала, он не работал, специфики других регионов не знал. Тем не менее он понимал, если не будет конкретных результатов, не будет и предложений о дальнейшем карьерном росте. Но проявить он себя не успел, поскольку буквально через два с половиной месяца — 1 июля 1985 года, он был утвержден в должности секретаря ЦК по вопросам строительства. Поэтому неудивительно, что о каких-то конкретных итогах его работы на посту заведующего отделом строительства говорить не приходится. Хотя, как знать, были своеобразные «достижения», а именно — сумел Борис Николаевич за столь короткое время, да еще в незнакомой для него среде всеобщего чинопочитания, продемонстрировать свой крутой характер и даже «поставить на место» своего непосредственного куратора — Секретаря ЦК Владимира Ивановича Долгих. Вот об этом «достижении» он с нескрываемой гордостью делится в своей «Исповеди…».

«Моя жизнь так складывалась, что практически никогда мне не приходилось ходить в подчинении. Я не работал замом. Пусть начальник участка, но не зам. начальника управления, пусть начальник управления, но не зам. управляющего трестом. В замах я не был и поэтому всегда привык принимать решения, не перекладывая ответственность на кого-то. Здесь же, в ЦК, механизм подчинения, строгой партийной иерархии доведен до абсурда, все исполнительно, все предупредительно… Конечно, для моего вольного и самолюбивого характера такие холодно-бюрократические рамки оказались тяжелым испытанием. Отдел строительства был в подчинении секретаря ЦК Долгих, и ему первому вплотную пришлось столкнуться с моей самостоятельностью.

Помню, он проводил совещание с заведующими курируемых отделов, я присутствовал первый раз на подобном разговоре. Долгих выступает, что-то рассказывает, а я смотрю, все пришли с пухлыми блокнотами и пишут, и пишут, пытаясь уловить каждое слово. Я слушаю и только принципиальные вещи тезисно в одну фразу, набрасываю. Долгих, видимо привыкший, что записывают чуть ли не каждое его слово, поглядывал с видимым неудовольствием, мол, что это ты, я изрекаю, а ты не записываешь. Ничего, правда, не сказал, зато в следующий раз специально меня спросил: «Есть ли у вас какие-то вопросы, может, что-то не запомнили, спрашивайте». Нет, говорю, все запомнил»[139].

Не случись столь стремительного перемещения Ельцина в кресло Секретаря ЦК по строительству, В. И. Долгих вряд ли простил бы ему столь наглое нарушение кремлевских правил субординации. И если бы не замысел Горбачева, о котором вряд ли знал В. И. Долгих, направить «громилу» Ельцина на разгром московской парторганизации, то серьезный конфликт между Ельциным и Долгих был бы неминуем. В должности секретаря ЦК Ельцин оказался на равных с Долгих и искры зарождавшегося было конфликта быстро угасли, а поскольку отдел строительства был переподчинен Ельцину, то и навсегда угасли даже возможности его возрождения.

Горбачев спешил, ему не нужны были «успехи» Ельцина на строительном поприще, он призвал его для более важных дел, а потому на заседании Политбюро 29 июня 1985 года, посетовав на низкие темпы строительства и замораживание капиталовложений, он неожиданно предлагает «посмотреть» Ельцина на посту секретаря ЦК.

Видимо члены Политбюро догадывались о планах Генсека относительно дальнейшей политической судьбы Ельцина, и его инициативе не препятствовали. Не удивился этому назначению и сам Ельцин, поскольку, по всему видать, он уже не только догадывался, а твердо уверовал в свое предназначение, которое от него «скрывал» Горбачев:

«Через некоторое время, точнее, в июне на Пленуме меня избрали секретарем Центрального Комитета партии по вопросам строительства. Честно говоря, я даже не испытал каких-то особых чувств или особой радости, посчитал, что это естественный ход событий и это реальная должность, по моим силам и опыту. Изменился кабинет, изменился статус. Я увидел, как живет высший эшелон власти в стране.

Если мне, как заведующему отделом, была положена небольшая дачка, одна на две семьи — вместе с Лукьяновым, тогда тоже заведующим отделом ЦК, то теперь предложили дачу, из которой переехал товарищ Горбачев. Сам он переселился во вновь построенную для него.

Были большие планы, поездки в отдельные республики, области — Московскую, Ленинградскую, на Дальний Восток, в Туркмению, Армению, Тюменскую область и некоторые другие районы страны»[140].

Однако, чувствуется по тону его «воспоминаний», что он чем-то все же недоволен. Не дает ему покоя некий полунамек Долгих, что «…скоро мой статус может резко измениться».

И квартира маленькая, всего-то пять комнат, да еще в столь непрестижном районе — у Белорусского вокзала, на 2-й Тверской-Ямской: «Шум, грязный район. Наши партийные руководители обычно селятся в Кунцево, там тихо, чисто, уютно»[141].