Мне удалось найти сподвижников в реализации этих целей. Среди них особое место занимают А. Н. Яковлев и Э. Г. Шеварднадзе, заслуги которых, в нашем общем деле просто неоценимы»[147].

Неудивительно, что столь грандиозный план по уничтожению коммунизма во всемирном масштабе Горбачев начал именно с Москвы, а в качестве ударной силы в его «походе на Москву» ему потребовался опытный разрушитель строительного профиля («ломать — не строить»). Если он в течении 30 лет то и дело строил и ломал, то другого кандидата для выполнения намеченной миссии — не сыскать. В. В. Гришин, который руководил Московской городской парторганизацией в течение 18 лет, явно не устраивал Горбачева. Это был очень опытный руководитель, хорошо знавший тонкости аппаратных игр, почему и пользовался непререкаемым авторитетом не только у Л. И. Брежнева, которого он всегда поддерживал, но и партийного актива столичной парторганизации, насчитывающей свыше одного миллиона коммунистов.

«Свергать» Гришина начал еще Андропов, который однако не успел довести дело до конца по причине своей смерти (о методах устранения неугодных руководителей, которые были «помехой» на его пути к высшей власти, — несколько ниже). Ельцин, для порядка, немного «поломался», де мол, не справлюсь и все такое прочее, но естественно, потом «согласился», поскольку Горбачев, скорее всего посвятил его в свои планы, настолько, чтобы Ельцин понял свою задачу на ближайшее время. В своей «Исповеди…» он красочно описывает весь этот ритуал, но, что особенно приметно, так это характеристика В. В. Гришину, данная этим «недоутопленником» во младенчестве:

«Проработал я секретарем ЦК несколько месяцев, и вдруг 22 декабря 1985 года меня вызывают на Политбюро. О чем пойдет разговор, я не знал, но, когда увидел, что в кабинете нет секретарей ЦК, а присутствуют только члены Политбюро, понял, что речь будет идти, видимо, обо мне. Горбачев начал примерно так: Политбюро посоветовались и решило, чтобы я возглавил Московскую городскую партийную организацию — почти миллион двести тысяч коммунистов, с населением города — девять миллионов человек. Для меня это было абсолютно неожиданно. Я встал и начал говорить о нецелесообразности такого решения. Во-первых, я — инженер-строитель, имею большой производственный стаж. Наметились мысли и какие-то заделы по выходу отрасли из тупика. Я был бы полезнее, работая секретарем ЦК. К тому же в Москве я не знаю хорошо кадры, мне будет очень трудно работать.

Горбачев и другие члены Политбюро начали убеждать, что это крайне необходимо, что надо освобождать Гришина, что партийная организация Москвы дряхлеет, что стиль и методы ее работы таковы, что она не только не является примером, но и вообще плетется в хвосте партийных организаций страны. Что Гришин не думал о людях, об их неотложных нуждах, завалил работу, его заботила только парадность, проведение громких мероприятий — отлаженных, заорганизованных, когда все читают по бумажкам. В общем, Московскую партийную организацию надо спасать.

Разговор на Политбюро получился непростой. Опять мне сказали, что есть партийная дисциплина, что мы знаем, что вы там будете полезнее для партии… В общем, опять ломая себя, понимая, что Московскую партийную организацию в таком состоянии оставлять нельзя, на ходу прикидывая, кого бы можно туда направить, я согласился.

Потом я нередко размышлял над тем, почему Горбачев остановился на моей кандидатуре. Он, видимо, учел и мой почти десятилетний опыт руководства одной из крупнейших партийных организаций страны, и плюс производственный стаж… К тому же знал мой характер, был уверен, что я смогу разгребать старые нагромождения, бороться с мафией, имея определенный характер и мужество, смогу капитально поменять кадры, — все это было предугадано. В тот момент действительно я оказался наиболее, ну, что ли, удачной кандидатурой для тех целей, которые он ставил. Соглашался я на тот пост с трудом. И не потому, что боялся трудностей, а я отлично понимал, что меня используют, чтобы свалить команду Гришина. Гришин, конечно, человек невысокого интеллекта, без какого-то нравственного чувства, порядочности нет, этого у него не было. Была напыщенность, было очень сильно развито угодничество. Он знал в любой час, что нужно сделать, чтобы угодить руководству. С большим самомнением. Он готовился стать Генеральным секретарем, пытался сделать все, чтобы захватить власть в свои руки, но, слава Богу, не дали.

Многих он развратил, не всю, конечно, Московскую партийную организацию, но руководство МГК — да. В аппарате сложился авторитарный стиль руководства. Авторитарность — да еще без достаточного ума, — это страшно. Сказывалось это все на социальных делах, на уровне жизни людей, на внешнем облике Москвы. Столица стала жить хуже, чем несколько десятилетий назад. Грязная, с вечными очередями, с толпами людей…»[148]

Прочитаешь такое и подумаешь, что характеристику «авторитарному Гришину», да еще «без достаточного ума», дает не «правитель макиавеллевского толка», а высокоинтеллектуальный гуманист типа Махатмы Ганди.

На состоявшемся Пленуме Московского горкома партии 24 декабря 1995 года Ельцин был утвержден в новой должности, а В. В. Гришин был отправлен на пенсию «по собственному желанию». Нового «Первого» Пленуму представил Горбачев, который присутствовал также на отчетно-выборной партийной конференции в январе 1996 года. Заслушав доклад Ельцина, который продолжался два часа, Горбачев одобрил его словами: «Подул сильный свежий ветер».

Очень не поздороваться многим московским партфункционерам от этого «свежего ветра», о чем речь впереди. Перебравшись в соседнее здание, где располагался горком партии, Ельцин решил доказать, на что он способен, став снова «хозяином». Он взялся за дело со свойственной ему энергией. На первом этапе он решил «разобраться» с кадрами, которые, по его мнению, разучились нормально работать.

Бесконечно маленькие люди имеют бесконечно большое тщеславие.

Вольтер

Итак, в канун нового 1986 года Б. Ельцин стал «хозяином» Москвы. Усевшись в кресло бывшего первого секретаря Московского горкома, который, в общей сложности, свыше 20 лет был кандидатом и членом Политбюро ЦК КПСС, он наверное не единожды прокручивал в своей голове сценарий изгнания В. В. Гришина с партийного Олимпа. За что же его так? Потом в своей «Исповеди…» Ельцин признается, за то, что: «Он готовился стать Генеральным секретарем, пытался сделать все, чтобы захватить власть в свои руки, но, слава Богу, не дали». За что же хвала Господу Богу? Что бы такого страшного произошло, если бы В. В. Гришина избрали Генсеком? Чем он, скажем, хуже К. У. Черненко, который «правил» страной около года, находясь в полубессознательном состоянии? Или того же Горбачева, который целью своей жизни поставил «уничтожение коммунизма» и добился таки развала страны и уничтожения КПСС.